Находясь в состоянии некоторой задумчивости, я ввалился в квартиру
незнакомых мне людей подобно камню, скатившемуся с горы, и вызвал стран-
ное смятение обитателей ее. Предо мною, заткнув дверь в следующую комна-
ту, сумрачно встал толстенький, среднего роста человек, с русской окла-
дистой бородой и добрым взглядом голубых глаз.
Оправляя костюм, он неласково спросил:
- Что вам угодно?
И поучительно добавил:
- Раньше, чем войти, - нужно стучать в дверь!
За его спиною, в сумраке комнаты, металось и трепетало что-то, похо-
жее на большую белую птицу, и прозвучал звонкий, веселый голос:
- Особенно, - если входите к женатым людям...
Я сердито спросил: те ли они люди, кого мне нужно? И когда человек,
похожий на благополучного лавочника, ответил утвердительно, - объяснил
ему, зачем я пришел.
- Вас прислал Кларк, говорите? - солидно и задумчиво поглаживая боро-
ду, осведомился мужчина и в ту же минуту вздрогнул, повернулся волчком,
болезненно восклицая:
- Ой, Ольга!
По судорожному движению его руки мне показалось, что его ущипнули за
ту часть тела, о которой не принято говорить, - очевидно, потому, что
она помещается несколько ниже спины.
Держась за косяки, на его место встала стройная девушка, с улыбкой
рассматривая меня синеватыми глазами.
- Вы - кто? Полицейский?
- Нет, это только штаны, - вежливо ответил я, а она засмеялась.
Не обидно, ибо в глазах ее сияла именно та улыбка, которую я давно
ожидал. Видимо - смех ее был вызван моим костюмом; на мне были синие ша-
ровары городового, а вместо рубахи, я носил белую куртку повара; - это
очень практичная вещь: она ловко играет роль пиджака и, застегиваясь на
крючки до горла, не требует рубашки. Чужие охотничьи сапоги и широкая
шляпа итальянского бандита великолепно завершали мой костюм.
Втащив меня за руку в комнату, толкнув к стулу, она спросила, стоя
предо мной:
- Почему вы так смешно одеты?
- Почему - смешно?
- Не сердитесь, - дружески посоветовала она.
Очень странная девушка, - кто может сердиться на нее?
Бородатый мужчина, сидя на кровати, свертывал папиросы. Я спросил,
указав глазами на него:
- Это - отец или брат?
- Муж! - убежденно ответил он.
- А что? - смеясь, спросила она.
Подумав, рассматривая ее, я сказал:
- Извините!
В таком лаконическом тоне беседа продолжалась минут пять, но я
чувствовал себя способным неподвижно сидеть в этом подвале пять часов,
дней, лет, глядя на узкое, овальное личико дамы и в ее ласковые глаза.
Нижняя губа маленького рта ее была толще верхней, точно припухла; густые
волосы каштанового цвета коротко обрезаны и лежат на голове пышной шап-
кой, осыпая локонами розовые уши и нежно-румяные девичьи щеки. Очень
красивы руки ее, - когда она стояла в двери, держась за косяки, я видел
их голыми до плеча. Одета она как-то особенно просто - в белую кофточку
с широкими рукавами в кружевах и в белую же ловко сшитую юбку. Но самое
замечательное в ней - ее синеватые глаза: они лучатся так весело, ласко-
во, с таким дружеским любопытством. И - это несомненно! - она улыбается
той самой улыбкой, которая совершенно необходима сердцу человека двадца-
ти лет от роду, сердцу, обиженному грубостью жизни.
- Сейчас хлынет дождь, - сообщил ее муж, окуривая бороду свою дымом
папиросы.
Я взглянул в окно: на безоблачном небе разгорались звезды. Тогда я
понял, что мешаю этому человеку, и ушел в настроении тихой радости, как
после встречи с тем, чего давно уже и тайно от себя искал.
Всю ночь ходил по полю, бережно любуясь ласковым сиянием синеватых
глаз, и на рассвете был непоколебимо убежден, что эта маленькая дама -
совершенно неподходящая супруга для бородатого увальня с добрыми глазами
сытого кота. Мне даже жалко стало ее - бедная! Жить с человеком, у кото-
рого в бороде прячутся хлебные крошки...
А на другой день мы катались по мутной Оке, под крутым берегом из ши-
роких пластов разноцветных мергелей. День был самый лучший от сотворения
мира, изумительно сверкало солнце в празднично-ярком небе, над рекою но-
сился запах созревшей земляники, все люди вспомнили, что они действи-
тельно прекрасные люди, и это насытило меня веселой любовью к ним. Даже
муж дамы моего сердца оказался замечательным человеком - он сел не в ту
лодку, где сидела его жена и где я был гребцом, - весь день он вел себя
идеально умно, - сначала рассказал всем страшно много интересного о ста-
рике Гладстоне, а потом выпил крынку превосходного молока, лег под куст
и вплоть до вечера спал спокойным сном ребенка.
Разумеется, наша лодка приехала первой на место пикника; когда я на
руках выносил мою даму с лодки, она сказала:
- Какой вы силач!
Я чувствовал себя в состоянии опрокинуть любую колокольню города, и
сообщил даме, что могу нести ее на руках до города - семь верст*1. Она
тихонько засмеялась, обласкала меня взглядом, весь день передо мною сия-
ли ее глаза, и, конечно, я убедился, что они сияют только для меня.
Дальше все пошло с быстротой, вполне естественной для женщины, кото-
рая впервые встретила невиданного ею интересного зверя, и для здорового
юноши, которому необходима ласка женщины.
Вскоре я узнал, что она, несмотря на свою внешность девушки, старше
меня на десять лет, воспитывалась в Белостокском институте "благородных
девиц", была невестой коменданта Зимнего дворца, жила в Париже, училась
живописи и выучилась акушерству. Далее оказалось, что ее мать тоже аку-
шерка и принимала меня в час моего рождения, - в этом факте я усмотрел
некое предопределение и страшно обрадовался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83