Гуда и
подобных поэтов ценились выше Пушкина, не говоря уже о мелодиях Фофано-
ва. Королем поэзии считался Некрасов, молодежь восхищалась Надсоном, но
зрелые люди и Надсона принимали - в лучшем случае - только снисходи-
тельно.
Меня считали серьезным человеком, солидные люди, которых я искренно
уважал, дважды в неделю беседовали со мною о значении кустарных промыс-
лов, о запросах народа и обязанностях интеллигенции, о гнилой заразе ка-
питализма, который никогда - никогда! - не проникнет в мужицкую, социа-
листическую Русь.
И - вот, все теперь узнают, что я пишу какие-то бредовые стихи! Стало
жалко людей, которые принуждены будут изменить свое доброе и серьезное
отношение ко мне.
Я решил не писать больше ни стихов, ни прозы и, действительно, все
время жизни в Нижнем - почти два года - ничего не писал. А - иногда -
очень хотелось.
С великим огорчением принес я мудрость мою в жертву все очищающему
огню.
---------------
...В. Г. Короленко стоял в стороне от группы интеллигентов-"радика-
лов", среди которых я чувствовал себя, как чиж в семье мудрых воронов.
Писателем, наиболее любезным для этой среды, был Н. Н. Златовратский,
- о нем говорили: "Златовратский очищает душу и возвышает ее".
А один из наставников молодежи рекомендовал этого писателя так:
- Читайте Златовратского, я его лично знаю, это честный человек!
Глеба Успенского читали внимательно, хотя он подозревался в скепти-
цизме, недопустимом по отношению к деревне. Читали Каронина, Мачтета,
Засодимского, присматривались к Потапенко.
- Этот, кажется, ничего...
В почете был Мамин-Сибиряк, но говорили, что у него "неопределенная
тенденция".
Тургенев, Достоевский, Л. Толстой были где-то далеко за пределами
внимания. Религиозная проповедь Л. Н. Толстого оценивалась так:
- Дурит барин!
Короленко смущал моих знакомых; он был в ссылке, написал "Сон Макара"
- это, разумеется, очень выдвигало его. Но - в рассказах Короленко было
нечто подозрительное, непривычное чувству и уму людей, плененных чтением
житийной литературы о деревне и мужике.
- От ума пишет, - говорили о нем - от ума, а народ можно понять
только душой.
Особенно возмутил прекрасный рассказ "Ночью", в нем заметили уклон
автора в сторону "метафизики", а это было преступно. Даже кто-то из
кружка В. Г. - кажется Л. И. Богданович - написал довольно злую и остро-
умную пародию на этот рассказ.
- Ч-чепуха! - немножко заикаясь, говорил С. Г. Сомов, человек не сов-
сем нормальный, но однако довольно влиятельный среди молодежи. - Оп-пи-
сание физиологического акта рождения, - дело специальной литер-ратуры и
тараканы тут не при чем. Он п-подражает Толстому, этот К-короленко...
Но имя Короленко уже звучало во всех кружках города. Он становился
центральной фигурой культурной жизни и, как магнит, притягивал к себе
внимание, симпатии и вражду людей.
- Ищет популярности, - говорили люди, не способные сказать ничего
иного.
В то время было открыто серьезное воровство в местном дворянском бан-
ке; эта, весьма обычная, история имела весьма драматические последствия:
главный виновник, провинциальный "лев и пожиратель сердец" умер в
тюрьме; его жена отравилась соляной кислотой, растворив в ней медь; тот-
час после похорон на ее могиле застрелился человек, любивший ее; один за
другим умерли еще двое привлеченных к следствию по делу банка, - был
слух, что оба они тоже кончили самоубийством.
В. Г. печатал в "Волжском Вестнике" статьи о делах банка, и его
статьи совпали во времени с этими драмами. Чувствительные люди стали го-
ворить, что Короленко "убивает людей корреспонденциями", а мой патрон А.
И. Ланин горячо доказывал, что "в мире нет явлений, которые могут быть
чужды художнику".
Известно, что клевета всего проще и дешевле, поэтому люди, нищие ду-
хом, довольно щедро награждали Короленко разнообразной клеветой.
В эти застойные годы жизнь кружилась медленно, восходя по невидимой
спирали к неведомой цели своей, и все заметнее становилась в этом круже-
нии коренастая фигура человека, похожего на лоцмана. В суде слушается
дело скопцов, - В. Г. сидит среди публики, зарисовывая в книжку полу-
мертвые лица изуверов, его видишь в зале Земского собрания, за крестным
ходом, всюду, - нет ни одного заметного события, которое не привлекало
бы спокойного внимания Короленко.
Около него крепко сплотилась значительная группа разнообразно недю-
жинных людей: Н. Ф. Анненский, человек острого и живого ума; С. Я. Ел-
патьевский, врач и беллетрист, обладатель неисчерпаемого сокровища любви
к людям, добродушный и веселый; Ангел И. Богданович, вдумчивый и едкий;
"барин от революции" А. И. Иванчин-Писарев, А. А. Савельев, председатель
земской управы Аполлон Карелин, автор самой краткой и красноречивой
прокламации из всех, какие мне известны; после 1 марта 81-го года он
расклеил по заборам Нижнего бумажку, содержащую всего два слова: "Тре-
буйте конституцию".
Кружок Короленко шутливо наименовался "Обществом трезвых философов",
иногда члены кружка читали интересные рефераты, - я помню блестящий ре-
ферат Карелина о Сен-Жюсте и Елпатьевского о "новой поэзии", - каковой,
в то время, считалась поэзия Фофанова, Фруга, Коринфского, Медведского,
Минского, Мережковского... К "трезвым" "философам" примыкали земские
статистики Дрягин, Кисляков, М. А. Плотников, Константинов, Шмидт и еще
несколько таких же серьезных исследователей русской деревни, - каждый из
них оставил глубокий след в деле изучения путаной жизни крестьянства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83