Третий остался на поверхности. Я и не подозревал, что он спит. Положив руль на ветер, я направил яхту прямо на гигантскую тушу. Тень парусов упала на спину кита, а через мгновение нос яхты мягко толкнул его в бок. Паруса заполоскали. Проснувшийся кит от неожиданности взмахнул хвостом, и на палубу обрушилась огромная зеленоватая волна, хлестнувшая меня по лицу. Круглая голова кита внезапно высунулась из пены и фыркнула, окатив яхту градом брызг. Потом кит нырнул – и новая волна затопила кокпит. Я оказался до колен в воде. За кормой расходились белые круги. Впоследствии я еще не раз видел китов, но уже воздерживался от подобных опытов.
Утром на крюк попалась великолепная меч-рыба. Продержав ее за бортом два часа и понаблюдав за пляской этого блестящего меченосца глубин, я подтянул его к поручням. Некоторое время мечрыба провисела у борта на крюке, пока я не убедился, что она мертва. Только после этого я поднял рыбу на палубу, подробно осмотрел ее и зарисовал в судовом журнале. Вся эта рыба от конца костяного меча до могучего хвоста, с помощью которого она развивает большую скорость и резвится в воде, имела классическую обтекаемую форму. Это была моя первая меч-рыба, но я надеялся, что теперь сумею поймать еще не одну.
Вспоров рыбе брюхо и осмотрев ее внутренности, я отрезал большой кусок для себя и лакомый кусочек для котят. Потом я отрубил на память меч, спинной плавник и хвост. Меч я прикрепил к бушприту, спинной плавник подвесил к потолку каюты, а блестящий хвост прибил к боканцу – бывалые морские волки утверждают, что это приносит удачу.

После того как Мальпело скрылся за горизонтом, небо три дня было безоблачным, а ветер благоприятным. Я считал, что яхта проходит в среднем по сорок пять миль в сутки. В судовом журнале появились бодрые записи. Ведь я плыл без мотора против течения, и чуть ли не каждый час ветер на несколько минут стихал, а ночью яхта по восемь часов лежала в дрейфе, поэтому скорость в общем можно было считать вполне приличной.
Мало-помалу я приближался к цели, но временами я испытывал внезапный упадок духа. Тяжелые, мокрые снасти, капризная неустойчивая погода, непрочный такелаж и, главное, невозможность двигаться быстрее портили мне настроение. Когда становилось невмоготу и меня утомлял бескрайний простор океана, я спускался в каюту, сажал на колени своих милых спутников и перечитывал старые письма, полученные от Мэри за время нашей долгой разлуки. Эти письма рассеивали мрачное настроение и усталость, вселяли в меня терпение.
Кроме того, меня утешала мысль о юго-восточных пассатах. «Когда я достигну зоны пассатов, все будет иначе»,– уверял я себя. Я представлял себе, как свежий попутный ветер и легкие волны гонят яхту на запад, и нет ни шквалов, ни встречных течений. Плавание в зоне пассатов рисовалось мне каким-то раем, и я упорно продолжал путь к югу.
Три дня я отдыхал от непогоды, но это была лишь короткая передышка. Вскоре океан как бы пожелал в последний раз испытать меня, прежде чем я удалюсь от этих вод, подгоняемый пассатами; погода вновь резко переменилась. Каждый день на яхту обрушивались два-три шквала, штормовые ветры в сумерках сменялись мертвым штилем по утрам.

МОЙ ЭКИПАЖ

Утром 8 июля я, как обычно, вышел на палубу, осмотрел такелаж и обвел взглядом океан. Дул свежий ветер. Внезапно справа по борту появилось нечто, заставившее меня насторожиться: к небу, подобно гигантской согнутой руке, поднялось плотное облако. Это был тропический смерч.
Сколько раз, плавая на торговых судах, видел я такие смерчи! Сколько раз, перегибаясь через перила, я вглядывался вдаль, стремясь разгадать их тайну и мечтая стать капитаном. Теперь я стал капитаном; и я сделал то, что раньше обещал себе сделать, если увижу смерч с борта собственного судна,– встал к румпелю и направил яхту ему навстречу.
О смерчах я слышал немало рассказов, когда служил в торговом флоте. Одни говорили, что смерч вздымает воду к облакам и оказаться в его центре – все равно что попасть под водопад. Другие утверждали, что внутри смерча бушуют ураганные ветры.
Третьи доказывали, что там, где проходит смерч, образуется глубокая воронка, и судно неизбежно будет затянуто в глубину.
Десятки раз наблюдая смерчи с палубы пароходов, я думал, что они безвредны. Я не уставал доказывать, что смерч – это лишь кратковременный вихрь. И вот теперь я решил проверить себя на практике. Бросив котят в каюту, я задраил иллюминаторы и люки.
Все рифы на гроте были взяты еще ночью, когда дули сильные, порывистые ветры. Яхта медленно приблизилась и высокому темному столбу свистящего воздуха. Закрепив румпель, я побежал на нос, чтобы взглянуть на смерч поближе и решить, не лучше ли, пока не поздно, свернуть в сторону. Но в эту минуту смерч изменил направление и двинулся прямо на меня. Ухватившись за мачту, я крепко прижался к ней. Порывистый ветер и холодный сырой туман поглотили «Язычника». Палуба накренилась, целый водопад брызг обрушился на яхту. Такелаж застонал. Стало темно, как ночью. Волосы мои упали мне на глаза, от сырого воздуха перехватило дыхание, холодный ветер пронизывал меня до костей. «Язычник» зачерпнул бортом воду, и бурные волны захлестнули его.
И все же вода не вздымалась к облакам, ураганные ветры не ломали мачты и не срывали паруса, страшная воронка не поглотила меня вместе с яхтой. Я просто очутился внутри высокого воздушного столба от семидесяти пяти до ста футов в диаметре, где кружил сырой ветер со скоростью тридцати узлов.
Яхта вышла из смерча так же внезапно, как и вошла в него. Темный свистящий столб воздуха умчался прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90