Не много имеют они общего. Для индейцев прах их предков является святыней, а места упокоения окружены уважением. Бледнолицые же странствуют далеко от могил своих отцов, и делают это без особой скорби. Их религия записана на каменных плитах, в толстых говорящих книгах, с тем чтобы они не забыли ее. Религия индейцев является наследием предков, видением шаманов, а вписана она в сердца народа.
Белые укладывают своих умерших в ящики, а индейцы устраивают им могилы в пещерах, оставляя утварь, копья, украшения, потому что верят, что умершие уходят в иной мир, где для всех людей общий отец – Добрый Дух, не перестают любить зеленые долины, журчащие реки, укрытые ущелья, озера и протоки с зелеными берегами. И, тоскуя по осиротевшим сердцам оставшихся в живых, часто приходят к ним из Края Счастливых Охот, чтобы помочь, утешить, передать им свою мудрость.
Но все, как видно, идет к тому, что пройдет несколько зим, столько же весен, и здесь некому будет оплакивать могилы отцов, потому что не останется никого из потомков когда-то могущественного племени, истребленного вами – белыми…
– Ты же знаешь меня, вождь, твои уста не раз дарили мне слова дружбы, не по своей воле пришел я с дурными вестями…
– Знаю. А теперь, если мои слова дошли до твоего сердца и ты хорошо понял их, передай пославшим тебя: если мы согласимся идти в резервацию, пусть не отказано будет нам в любое время и без помех посещать могилы наших предков. Каждая частица этой земли священна для нас. Здесь каждый холм, каждая долина, каждый луг и перелесок хранят в себе либо грустные, либо радостные события давно минувшего времени. Даже скалы, на вид немые и мертвые, стоящие над побережьем, и те дрожат при воспоминании о страданиях, пережитых моим народом. И даже пыль, которую вы топчете, ласковее прикасается к нашим стопам, чем к вашим, потому что насыщена прахом наших предков, и наши босые ноги прикасаются к ней с пониманием.
Старик задумался.
– И пусть не думают пославшие тебя, что даже тогда, когда последний из индейцев станет легендой не только для них, но и для детей их детей, им удастся вычеркнуть память о тех, кто некогда заселял этот прекрасный край, кто умел любить и беречь его. Умершие не бессильны…
Мой белый брат говорит, – продолжал старик, выдержав паузу, – что не в силах один помогать нашему племени, а разве не знает он, что мыслям человека, владеющим его поступками, несвойственно, как птицам, долго оставаться в одиночестве? Стоит только одной взмахнуть крылом, как поднимется вся стайка.
Появившийся из-за облака месяц заглянул в это время в лицо старика, освещенное каким-то чудесным, незнакомым ему огнем изнутри, и, почувствовав перед ним свою слабость, потупил взгляд и слил его с пламенем костра.
– Мой белый брат просил, чтобы я раскрыл навстречу его словам свое сердце, – ну что же, утешусь возможностью сделать это. Но, раскрыв свое сердце навстречу словам брата, хочу, чтобы и он встретил мои так же. Белый человек имеет больше слов для выражения своих мыслей, но, чтобы сказать правду, их не требуется много. Те, что поведаю я, идут из глубины моего сердца. Но для того чтобы они стали и словами моего белого брата – мало одного вечера. Хватит ли у моего брата времени и терпения выслушать все, что хочет поведать ему Сагамор?
… Я родился восемьдесят лет назад, – продолжал старик, получив согласие лейтенанта выслушать его до конца, – из прожитого мной на земле я много лет вождь племени чироков. Добрый Дух Ма-ун-Ля смотрит на меня, он слышит меня, и он согласен со мной: добрые слова, если они не подкреплены добрыми делами, не обеспечат моему народу здоровья, не остановят смерти. Они не вернут ему родины, в которой он мог бы жить спокойно, в заботах о будущем своих детей.
Сердце мое болит, когда вспоминаю, сколько сказано было этих добрых слов моему народу, пользы от которых нет даже ветру, который, подхватив их, тут же разбросал, потому что они оказались лживыми и ничего не стоили. За мою долгую жизнь много белых правителей сменилось на нашей земле, столько же было дано обещаний индейским народам, но ни одно из них не было выполнено.
Старик уронил голову на грудь.
– Я уже устал. Меня утомили думы о том, как бесстыдно извращается правда о моем народе, как порождается к нему ненависть, раздвигаются пропасти недоразумений между белыми и индейцами. А ведь если белый человек захочет жить с индейцем в мире, он может это сделать, обойдясь без раздоров. Для этого надо немного – принять их как равных. На тех же правах, что и белых. Согласись, брат мой, что все люди сотворены на земле одним и тем же Добрым Духом, а вся земля одинаково служит Матерью для всех населяющих ее народов. Как реки не текут вспять, так и рожденный свободным не может жить, потеряв свободу. Привяжите коня и прикажите ему стоять на одном месте, и вы увидите, как резвость и сила покинут его тело. Скажи, откуда белые взяли право приказывать индейцам жить только в одном ими указанном месте, в то время как сами живут и двигаются, где и как им захочется?
Сейчас я прошу только одного: пусть поймет меня Великий Белый Отец, так же как понимает он или должен понимать других: если нам нельзя вернуться на собственную родину, мы охотно переселимся в Долину Горького Корня. Там племя мое будет на свободе и его не будет поджидать голодная смерть. Хау! – закончил Сагамор и встал.
Встал и белый служака. Хорошо зная индейские обычаи, он понял, что на сегодня разговор окончен и ни одно слово уже не сорвется с языка старика.
Ушел ли отец в свой типи на остаток ночи, Зоркий Глаз так и не узнал. Взволнованный услышанным, он, не произнося ни слова, проводил гостя до отведенного для него места отдыха, свернул в сторону от погруженного в глубокий сон лагеря и скрылся среди темных стволов пихт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46