И жалко, жалко мне ее одну,
Но жалко тож индейского фуляра. -

"А не такую бы ему жену. -
Пожалуй, что она ему не пара". -
Вот повели кругом их наконец,
104 И я топчусь, держа над ней венец.

XIV

Все кончено. Пустеет божий храм. -
Подробностей уж не припомню дале,
Но помню, что с товарищем я там,
У них в дому, на свадебном их бале,
Стою в гостиной полусветлой сам,
А музыка гремит, и танцы в зале,
Не знаю, что сказать, а предо мной
112 Давнишняя подруга молодой.

XV

"Пойдемте вальс! Вы не хотите? Нет?
Но вы должны, - ведь я вознегодую...
Вы сердитесь за давешний ответ?"
- "Я не сержусь; я просто не танцую". -
"Ну дайте ж руку! ссориться не след. -
Та к сердцу ближе. - Руку ту, - другую".
И без перчатки стала хлопотать,
120 Чтобы с моей руки перчатку снять.

XVI

Но тут товарищ мой влетает в дверь:
"Вот где они! Куда запропастились.
Вас кавалер, как разъяренный зверь,
Повсюду ищет. - Вы б поторопились.
Да ты-то что? Не кисни хоть теперь,
Ступай за мной; там словно взбеленились".
- "Нет, уж уволь. Тебе оно под стать,
128 Ты по полю давно привык плясать". -

XVII

Вот грянула мазурка. - Я гляжу,
Как королева средневековая,
Вся в бархате, туда, где я сижу,
Сама идет поспешно молодая
И говорит: "Пойдемте, я прошу
Вас на мазурку". Голову склоняя,
Я подал руку. Входим, стульев шум,
136 И музыка гремит свое рум-рум.

XVIII

- "Вы, кажется, не в духе". - "Я? Ничуть,
Напротив, я повеселиться рада
В последний раз". - И молодая грудь
Дохнула жарко. - "Мне движенья надо:
Без устали помчимся! отдохнуть
Успею после там, в гортани ада".
- "Да что вы говорите?" - "Верьте мне,
144 Я не в бреду, и я в своем уме.

XIX

А хоть в бреду, безгрешен этот бред!
Несчастию не я теперь виною,
И говорить о нем уже не след;
Умру и тайны этой не открою.
Тут маменька, виновница всех бед,
Распорядиться ей хотелось мною.
Я поддалась, - всю жизнь свою сгубя. -
152 Я влюблена давно!" - "В кого?" - "В тебя!"

XX

И мы неслись под пламенные звуки,
И, боже мой! как дивно хороша
Она была! И крепко наши руки
Сжимались, - и навстречу к ней душа
Моя неслась в томленье новой муки.
"И я тебя люблю! - едва дыша,
Я повторял. - Что нам людская злоба!
160 Взгляни в глаза мне: твой, - я твой до гроба!"

XXI

Что было дальше, трудно говорить
И совестно. Пришлось нам поневоле
С товарищем усерднее ходить
В дом, где бывали редко мы дотоле.
Тот все вином старался угостить;
Пьешь, и душа сжимается от боли,
Да к всенощной спешишь, чтоб как-нибудь
168 Хоть издали разок еще взглянуть.

XXII

О, сладкий, нам знакомый шорох платья
Любимой женщины, о, как ты мил!
Где б мог ему подобие прибрать я
Из радостей земных? Весь сердца пыл
К нему летит, раскинувши объятья.
Я в нем расцвет какой-то находил.
Но в двадцать лет, как несказанно-дорог
176 Красноречивый, легкий этот шорох!

XXIII

Любить всегда отрадно, но писать -

Такая страсть у любящих к чему же?
Ведь это прямо дело выдавать,
И ничего не выдумаешь хуже.
Казалось бы, ну как не помышлять
О брате, об отце или о муже?
В затмении влюбленные умы,
184 И ревностно писали тоже мы.

XXIV

Я помню живо, в самый Новый год
Она мне пишет: "Я одна скучаю,
Муж едет в клуб; я выйду из ворот,
Одетая крестьянкою, и к чаю
Приду к тебе. Коль спросит ваш народ,
Вели сказать, что из родного краю
Зашла к тебе кормилицына дочь. -
192 Укутаюсь - и не заметят в ночь".

XXV

С товарищем переглянулись мы;
Хотя не очень прытки были сами,
Но видим ясно: этой кутерьмы
И бабушка не разведет бобами.
Практические подлинно умы!
Нашли исход! Рядиться мужиками.
Голубушка! Я звать ее не мог;
200 Я не себя, - ее я поберег.

XXVI

А время шло. Кто любит так, не знает,
Чего он ждет, чем мысль его кипит.
Спросите вы у дома, что пылает:
Чего он ждет? Не ждет он, а горит,
И темный дым весь искрами мелькает
Над ним, а он весь пышет и стоит.
Надолго ли огни и искры эти?
208 - Надолго ли? - Надолго ль все на свете?

XXVII

Однажды мы сидели наверху
С товарищем, витая в думах нежных, -
Вдруг горничная. - Весь платок в снегу.
Лицо у ней бледнее хлопьев снежных. -
- "Да что ты?" - "Все пропало! Быть греху;
Все письма отыскал он в нотах прежних,
Да как пошел, - в столах, в шкапах, в трюмо
216 И в туфлях даже, глядь, - сидит письмо.

XXVIII

Под крик его и гам тут горьких слез
Из девичьей я слышала немало.
Не треснул ли ее, проклятый пес!
Он сам ушел. В испуге написала
Вам тут она. - Не помню, как донес
Меня господь. Ответ я обещала.
Прочтите же; а я пока пойду
224 И за калиткой стану - подожду".

XXIX

Читаю: "Все проведал этот зверь.
С тобою он стреляться, верно, станет;
И если ты убьешь его теперь, -
Тогда, тогда и счастие настанет.
Я верую, ты тоже сердцем верь,
Оно меня, я знаю, не обманет.
Я убегу в деревню за тобой,
232 И там твоею стану я женой.

XXX

А послезавтра в восемь приходи
На монастырь и стань там у забора
И на калитку с улицы гляди,
- Хоть на часок уйду из-под надзора, -
Стой там в тени и терпеливо жди,
Как восемь станет бить, приду я скоро.
Недаром злые видела я сны!
240 Но верь ты мне, мы будем спасены".

XXXI

Без опыта, без денег и без сил,
У чьей груди я мог искать спасенья?
Серебряный я кубок свой схватил,
Что подарила мать мне в день рожденья,
И пенковую трубку, что хранил
В чахле, как редкость, полную значенья;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95