Тамошнюю рутинную работу за гроши он просто возненавидел и чуть в голос не хохотал, когда старший кассир принимался его заверять, что лет через пять он будет получать столько же, сколько он, старший кассир, получает сейчас; сумма эта была меньше, чем оклад начинающего полицейского. Потому-то он и пришел сюда. И продержался здесь восемь недель. За восемь недель они его так и не раскусили. Но, может статься, собеседование все расставит на свои места, тогда-то они и поймут, что он из себя представляет…
— Одно только меня и беспокоит, — сказал Уилсон. — Не догадываешься что?
— Нет, — ответил Гус, вытирая о форменные брюки потные ладони.
— Скелеты. Болтают, будто иногда во время собеседования они громыхают костями. Не случайно же эти собеседования прозвали «стрессами». А ты не слыхал — все кругом говорят, — что стоит тебе поступить в академию, как они недели напролет роются в твоем грязном белье и разнюхивают, кто ты да откуда?
— Да ну?
— Так вот, болтают, будто бывает и так, что на собеседовании парню сообщают: непригоден. Ну, например, говорят: «Нашим сотрудником установлено, что какое-то время вы состояли членом нацистской организации в Милуоки. Ты не подходишь нам, мальчуган». Короче, что-нибудь в том же роде.
— Что касается моей подноготной, то тут вроде нет причин для беспокойства, — слабо улыбнулся Гус. — Всю жизнь прожил в Азусе, никуда особо и не высовывался.
— Эй, Плибсли, только не вздумай мне говорить, что ты чист, как стеклышко. У любого парня из нашего класса хоть одно пятнышко в биографии, да отыщется. Какая-нибудь мелочь, о которой он очень не хотел бы, чтобы узнали в управлении. И я отлично помню тот день, когда инструктор сказал: «Мосли, марш к лейтенанту!» И больше класс Мосли не видел. А после так же исчез Рэтклифф. Что-то удалось про них разузнать, и от них тут же избавились. А потом — тишь да гладь, словно их никогда и не было. Читал «1984» Оруэлла?
— Нет, но знаю, о чем там речь, — ответил Гус.
— Здесь тот же принцип. Для них яснее ясного, что ни один из нас не открылся им до конца. У каждого есть своя тайна, свой скелет в шкафу. Они знают, где этот шкаф, да только, прежде чем его отпереть, им надо помотать тебя как следует. Так что главное — сохранять спокойствие и не разболтать ничего ненароком…
Дверь в кабинет, где сидел капитан, отворилась, и у Гуса упало сердце. Из нее вышел, чеканя шаг, курсант Фелер, высокий, подтянутый, как всегда, уверенный в себе. Гус не сразу вник в слово, которое тот произнес:
— Следующий.
Уилсон подтолкнул Плибсли к двери. Проходя мимо сигаретного автомата, он в зеркальном отражении увидел свои глаза — кроткие, голубые, но худое и бледное лицо показалось ему чужим. Соломенные волосы он тоже узнал, но совсем не помнил тонких, без кровинки губ. Одолев дверной проем, он увидел перед собой за огромным длинным столом трех инквизиторов, взиравших на него. Двое из них, лейтенант Хартли и сержант Джекобс, были ему хорошо знакомы. Но главным тут был третий, капитан Смитсон, тот, что выступал с приветственной речью вдень зачисления их в академию.
— Садитесь, Плибсли, — сурово скомандовал лейтенант Хартли.
С минуту все трое шептались и рылись в стопке бумаг, что лежала перед ними. Затем лейтенант, лысый, с лиловыми губами, широко осклабился и сказал:
— Ну что ж, Плибсли, пока дела у вас в академии идут неплохо. Не мешает, пожалуй, немножко поднажать в стрельбе, а вот в теории вы зарекомендовали себя с наилучшей стороны, да и по физподготовке молодцом, отметки самые высокие.
Гус заметил, что капитан и сержант Джекобс тоже заулыбались, но заподозрил неладное, когда капитан задал ему вопрос:
— Ну, так о чем поговорим? О себе рассказать не желаете?
— Так точно, сэр, — ответил Гус, стараясь подладиться под это неожиданное дружелюбие.
— В таком случае приступим, Плибсли, — сказал сержант Джекобс с довольным видом. — Расскажите нам о себе. Мы все — внимание.
— Расскажите о вашей учебе в колледже, — предложил капитан Смитсон, переждав несколько затянувшееся молчание. — В личном деле сказано, что вы посещали колледж с двухгодичным курсом обучения. А спортом вы там увлекались?
— Никак нет, сэр, — прохрипел Гус. — То есть я пробовал бегать. Но не хватало времени, чтобы работать над этим всерьез.
— Держу пари, вы были спринтером, — улыбнулся лейтенант.
— Так точно, сэр, пытался бегать и с барьерами, — сказал Гус, силясь выдавить ответную улыбку. — Но мне приходилось еще подрабатывать и сдавать пятнадцать зачетов, сэр. Я вынужден был уйти с дорожки.
— Какая у вас была специализация? — спросил капитан Смитсон.
— Деловое администрирование, — ответил Гус и пожалел, что не добавил «сэр». Ветеран вроде Уилсона никогда бы так не оплошал. Он бы нашпиговал «сэрами» каждое предложение. Сам же Гус покамест не привык к своему полувоенному положению.
— А чем вы занимались перед поступлением к нам? — поинтересовался Смитсон, листая папку. — Работали в почтовом отделении, не так ли?
— Никак нет, сэр. В банке. Работал в банке. Четыре года. С тех пор как окончил школу.
— Что же привлекает вас в работе полицейского? — спросил капитан, подперев карандашом загорелую морщинистую щеку.
— Высокая зарплата и социальные гарантии, — ответил Гус и поспешно добавил: — И, разумеется, сама профессия. Это настоящая профессия, сэр, и я пока что в ней нисколько не разочаровался.
— Не такие уж и щедрые у полицейских оклады, — сказал сержант Джекобс.
— Для меня это лучшая возможность, сэр, — признался Гус, решившись быть откровенным. — Четыреста восемьдесят девять долларов в месяц. Раньше я и думать не мог о таких деньгах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143