— Проклятье, — сказала женщина. — Единственный раз за целую жизнь звоню в полицию и хочу совершить порядочный поступок, так нет же! Гляди-ка, как оно оборачивается.
— Дайте я попробую открыть дверь, — сказал Гус. — Может, она не заперта.
— Единственный раз звоню в полицию, — повторила женщина Люси. Гус отступил от них и шагнул к соседней квартире. Он распахнул москитную сетку и повернул круглую ручку. Дверь тихонько отворилась.
— Люси, — позвал он и вошел в душную прихожую, осторожно озираясь в поисках «терьеришки», который не станет особо церемониться, прежде чем ухватить непрошеного гостя за лодыжку. Обойдя влажную вонючую кучку посреди пола, он решил, что для терьера многовато, услышал, как по виниловым плиткам прошлепали чьи-то лапы, и тут же из ванной появилась исхудалая длинная псина. Посмотрев на Гуса, она вильнула коротким хвостом, зевнула и зашлепала обратно в ванную. Гус заглянул в пустую спальню и, когда вошла Люси, показал ей на «мину» под ногами, она обошла ее и направилась вслед за ним в гостиную.
— Грязные людишки, — сказала женщина, не отставая от Люси.
— Совсем не плохо для стандартов дома под снос, — принялся объяснять Гус. — Обычно там куда опаснее. Разбитые окна, плита с дырявым дымоходом, развешенные над огнем шмотки. Зайдешь — и по колено в испражнениях, не то что какая-то там скромная кучка. Всюду мусор. Засоренный туалет. Мне доводилось видеть такие милые уголки, где стены будто двигались сами собой, но потом до тебя доходило, что они лишь покрыты коркой — сплошной живой коркой из тараканов. А это вот местечко — ничего себе. И в спальне нет никакого ребенка.
— А я говорю, он здесь!
— Взгляните сами, — предложил Гус и встал боком, пропуская ринувшуюся в комнату женщину. При каждом шаге щеки ее вздрагивали, отмеряя тяжелую поступь.
Стало совсем темно, Люси включила свет в коридоре и двинулась в крохотную ванную.
— Он должен быть здесь, — сказала женщина. — Я видела, как они уходили.
— Гус! — услышал он и подошел к двери в тот момент, когда Люси повернула выключатель. Он увидел прикорнувшего у ванны малыша, скрючившегося рядом с валявшейся на груде полотенец собакой. Мальчик спал, и еще прежде, чем Люси зажгла свет, Гус заметил нелепые фиолетовые круги у него под глазами и вздувшиеся губы, истрескавшиеся и кровоточащие после недавней порки. Ребенок пускал слюни, дышал с присвистом, и Гус догадался, что у него сломан нос и сукровица забила ноздри. Рука малыша была неестественно вывернута.
— Грязные людишки, — шепнула было женщина и тут же, вмиг, зарыдала. Не говоря Гусу ни слова, Люси вывела ее из квартиры и через минуту вернулась. В полном молчании она подняла мальчишку на руки и отнесла в спальню. Он не просыпался до тех пор, пока она его не перевязала. Гус глядел на нее, восхищаясь ее силой и тем, как ловко и нежно управлялась она со сломанным запястьем, умудрившись не разбудить ребенка до той минуты, когда они уже собрались уходить.
Проснувшись, мальчишка первым заметил Гуса, и какую-то секунду опухшие глазенки стыли медью на его лице. Потом он застонал. Ребенок стонал, превозмогая боль и ужас, и стон этот не прекращался весь тот час, что провели они с ним вместе.
— Мы еще вернемся, — сказал Гус женщине, всхлипывавшей в дверях своей квартиры. Они двинулись вниз по лестнице, и он попытался взять ребенка на руки, но едва он его коснулся, как тот отпрянул и издал пронзительный крик. Люси сказала:
— Оставь, Гус, он тебя боится. Ну полно, полно, милый, не плачь.
Она погладила его, и Гус посветил им фонариком на ступеньки. Через пару минут машина уже мчалась в Центральный приемный госпиталь. Всякий раз, стоило Гусу лишь чуть придвинуться к малышу, стон сразу сменялся диким воплем. Пришлось полностью доверить его попечению Люси.
— Ему и трех не дашь, — сказал Гус, когда машина замерла на больничной стоянке. — Совсем крошка.
Пока над мальчонкой корпели врачи, Гус ожидал в коридоре. Когда вызвали еще одного доктора осмотреть сломанную руку, Гус подглядел сквозь дверную щель, как первый из врачей, паренек с небрежной стрижкой, кивнул второму и показал на избитое маленькое лицо, отливавшее на ярком свету зелеными, синими и пурпурными красками, будто намалеванными на нем сошедшим с ума художником-сюрреалистом.
— Покопайся-ка в этой клоунской маске, — сказал тот с горькой усмешкой.
Еще через пятнадцать минут появилась Люси:
— Гус, у него была зашита прямая кишка!
— Прямая кишка?
— Она была зашита! О Господи, Гус, я знаю, в таких делах обычно бывает замешан отец, но Господи-Господи, не могу в это поверить…
— Стежки делал профессионал?
— Да. Какой-то врач. Но почему он не поставил в известность полицию? Почему?
— Такие вот доктора, — сказал Гус.
— Он боится мужчин, Гус. Врача он испугался так же сильно, как и тебя. Чтобы тот к нему подобрался, нам с медсестрой пришлось ластиться к нему и заговаривать ему уши. — Мгновение казалось, что она расплачется, но вместо этого она прикурила сигарету и прошла с Гусом к телефонному аппарату. Тот набрал номер дежурного офицера. — Такой хороший мальчуган, — сказала она, пока Гус дожидался, когда же начальство снимет трубку. — Сестра спросила, кто ж такое сотворил с его прямой кишкой, а он ответил: «Папочка, потому что я плохой мальчишка». О Боже, Гус…
Только к одиннадцати они закончили составление рапортов. Ребенок к тому времени был помещен уже в больницу общего типа. Родители его все еще не вернулись, и лейтенант Дилфорд назначил другой бригаде наблюдать за их квартирой, а Гус и Люси возобновили патрулирование.
— Ни к чему об этом думать, — сказал Гус, не выдержав получасового молчания напарницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143