Тут он к ней повернулся, и я убедился, что она действительно его возлюбленная, потому что ее накрашенная чмокалка растянулась в улыбке. Лэндри глядел прямо перед собой, и бейлиф в суде не смотрелся таким расслабленным, каким он всегда бывает, когда взятый под стражу уголовник сидит возле стола адвоката. Он тоже распознал в Лэндри большого сукина сына, будьте уверены.
Лэндри дважды пригладил волосы рукой и затем почти не шевелился до самого конца слушания.
Судья Редфорд снова заняла свое место, и мы все притихли и приготовились начинать.
– Ваше настоящее имя Тимоти Г. Лэндри, – спросила она обвиняемого, стоявшего рядом с защитником.
– Да, ваша честь.
Потом она принялась монотонно зачитывать Лэндри его права, хотя их уже ему читали сотни полицейских и десяток других судей, потом объяснила ему порядок судебных процедур, хотя он сам мог бы разъяснить их е й, а я в это время поглядывал на часы, и, наконец, отвела прядь прямых седых волос за оправу очков в черной роговой оправе и произнесла:
– Слушание начинается.
Эта судья мне всегда нравилась. Мне припомнился случай, когда я арестовал троих профессиональных автомобильных воров прямо в украденном «бьюике», и она тогда вынесла мне благодарность в зале суда. Я остановил этих парней, когда они ехали по Северному Бродвею через Чайнатаун, и я знал, знал , что что-то у них не в порядке и в машине тоже. Знал с того момента, когда заметил заляпанный задний номер. Я проверил, но и лицензия, и регистрационная карточка, и водительские права – все оказалось в порядке. Но я полагался на свое чутье, и знал, что дело нечисто. А потом я посмотрел на идентификационную табличку, маленькую металлическую табличку на дверном стояке, приваренную точечной сваркой, и ковырнул ее ногтем. И тут один из парней попытался смыться и остановился лишь тогда, когда я направил на него свою пушку и заорал: «Замри, скотина, или назови того, кто получит за тебя страховку!»
Потом обнаружилось, что табличка была не приварена, а приклеена, и я легко ее оторвал, а позднее детективы установили, что машина была украдена в Лонг Бич. Судья Редфорд сказала, что я проделал отличную полицейскую работу.
ОП был готов вызвать своего первого свидетеля, то есть Гомера Доуни. Он был ему нужен, чтобы подтвердить тот факт, что Лэндри действительно снимал в отеле номер – на тот случай, если Лэндри позднее в ходе суда решит заявить, что просто проводил время в номере своего приятеля и понятия не имел, что в нем находились пистолет и марихуана. Но тут защитник сказал:
– Ваша честь, я попросил бы в данный момент удалить всех свидетелей, которых еще не вызывали для дачи показаний.
Я этого ожидал. Защитники всегда удаляют всех свидетелей. Наверное, такова политика их офиса. Иногда это весьма неплохо играет им на руку – в тех случаях, когда свидетели совместно придумывают какую-нибудь байку, выдавая ее за истину – но обычно это напрасная трата времени.
– Ваша честь, у меня только два свидетеля, – сказал ОП, вставая. – Мистер Гомер Доуни и офицер Морган, производивший арест, который одновременно присутствует и в качестве следователя. Я прошу разрешить ему остаться в зале суда.
– Следователю разрешается остаться, мистер Джеффрис, – сказала судья защитнику. – Получается, нам некого больше удалять, верно?
Защитник Джеффрис покраснел, потому что ему не хватило сообразительности заглянуть в бумаги и проверить, сколько свидетелей проходит по делу. ОП и я улыбнулись, и ОП уже приготовился вызвать старого Гомера, когда 03 сказал:
– Ваша честь, я прошу, раз арестовавший подсудимого офицер выступает в качестве следователя при окружном прокуроре, чтобы его первым привели к присяге, хотя это и не соответствует общепринятому порядку, и чтобы второй свидетель был удален из зала.
ОП, имевший два месяца судебного опыта, громко хмыкнул при этих словах:
– У меня нет возражений, ваша честь, – сказал он.
– В таком случае выполните распоряжение, – нетерпеливо произнесла судья, и я начал думать, что в зале, наверное, барахлит кондиционер – стало жарковато.
– Прошу окружного прокурора вызвать первого свидетеля, – сказала судья.
Когда Доуни вывели из зала и попросили подождать в холле, ОП наконец произнес: «Народ вызывает офицера Моргана», я вышел на место для свидетеля, и секретарь суда, очень приятная женщина примерно одних лет с судьей, произнесла:
– Клянетесь ли вы при рассмотрении дела, представленного перед настоящим судом, говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?
Я посмотрел на нее, изобразив свое лицо профессионального свидетеля, и ответил:
– Да, клянусь.
Тут есть нечто такое, в чем я и сам толком не разберусь. В тех случаях, когда я не вынужден лгать, я всегда отвечаю «Клянусь», а в тех случаях, когда мне приходится подтасовывать факты, у меня почему-то вырывается более эмоциональное «Да, я клянусь». Никакое объяснение этому мне на ум не приходит. Дело вовсе не в том, что я чувствую вину при подтасовке, я ее просто не чувствую, потому что если бы я не подтасовывал, многие люди стали бы жертвами преступлений и пострадали бы оттого, что я за все эти годы отправил бы в тюрьму наполовину меньше разных мерзавцев. Да и вообще говорят, большая часть свидетельских показаний всех свидетелей по уголовным делам – или ложь, или отрицание. Все, фактически, ожидают от свидетелей защиты «свидетельской лжи», и очень удивятся, если все обернется наоборот.
– Займите место за кафедрой и назовите свое имя, пожалуйста, – попросила секретарь.
– Уильям А. Морган. М-О-Р-Г-А-Н.
– Род занятий и должность, – спросил ОП.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100