По-хозяйски, прочно располагаются они в старом здании киевского вокзала и оккупируют городские билетные кассы по Пушкинской улице. Причём эта хозяйская прочность чувствуется не только, когда совмещанин пьёт пиво в вокзальном ресторане или перелистывает цветные глянцевые страницы советских бульварных журнальчиков, но и когда он мучается в очередях за билетами на именитые поезда - московский, ленинградский, львовский, одесский.
Касс более десятка и к каждой присосалась очередь спин в пятьдесят. Час-два стоят оглушённые духотой и теснотой, потом, наконец, начинает просматриваться окошко и возникают звуки.
- На шестнадцатое число один билет до Москвы на "двойку".
Тишина. Кассирша крутит пальцем, набирает. Телефонное таинство. Шёпот. Стучит сердце. Будет ли награда за двухчасовый изнурительный труд. Вдруг взрыв. Механический голос из космоса.
- Двойку... Ст... т...
Это диспетчер выпалил в динамик.
- На двойку до Москвы мест нет, - скучно переводит с механического на русский кассирша.
- Зачем же вы соединяли Украину с Россией, если из Киева на Москву систематически мест нет?
Совмещанин тоже может взбеситься, поскольку не кормленный, не поеный с утра на ногах. Тоже боднуть может.
- Я советский человек!
- Короче...
- Где билеты? Первый день продажи на это число.
- Броня!
Всё. Против танков не попрёшь. Сдаётся совмещание.
- С Нелей Павловной можно поговорить?
Не слушают. Перед кассиршей уже другой унижается.
- На двадцать первое на "тройку", до Ленинграда...
За порогом Киев. Тысяча лет христианской цивилизации. Святой Владимир с крестом. А здесь персы хозяйничают.
Сталинская кровь персидской родственна. И христианская религия грузина не европеизирует. В грузинском православии господствует культ не Христа, не Божьей матери, а Георгия Победоносца. Силён древний астральный культ, персидский культ воина-раба, раба-убийцы.
Нет, лучше уж быть среди холопов Святого Владимира, чем среди рабов перса Сталина. Лучше уж пригородный вокзал с его языческим, лесостепным культом сала и чеснока. Лучше уж на старом, понуром, почтово-пассажирском до Здолбунова, чем на сверкающей зеркальными купе сталинской птице-"двойке" до Москвы. И кассирша пригородного улыбается по-домашнему, доброго вечера желает, полиглотка, сразу на двух языках, русском и украинском.
- Вам в какой вагон? Вам у який?
- В одиннадцатый... Сегодня одиннадцатый спальный.
- Пожалуйста... Будь ласка.
- Дякую.
Всё неторопливо, всё как в прошлом за солью в Крым на волах ездили "Цоб- цобе".(Так погоняли волов. Укр. Д.Т.) Успеваешь и на перрон выйти, который из вагонов спальный узнать и к кассе вернуться, билет купить и место в нужном вагоне занять и удобно расположиться, поужинать перед сном на газетке "Вечерний Киев", пока назад дёрнет, потом вперёд потянет и двинется, и заскрипит, как воз. Вагоны не переполнены, а в спальном и вовсе бывает несколько пассажиров. Сам же спальный вагон в почтово-пассажирском отличается от обычного тем, что в нём из экономии свет не зажигают на протяжении всего пути. Кто хочет при свете, пусть в других вагонах едет, где он горит, хоть и в полнакала, так что всё равно читать классику невозможно, но в картишки перекинуться допустимо. А какое ещё занятие у пассажира, который уж до дыр заездил этот маршрут и он ему знаком, как собственное жильё. Можно ещё поговорить на современные темы, либо о прошлом, да разговоры эти не менее знакомы, чем маршрут. Я предпочитал спать, а если кто-нибудь со мной заговаривал, то отвечал из вежливости сонным голосом, а потом, якобы от переутомления начинал похрапывать. Так пытался я поступить и в этот раз, после первых, ничего не значащих слов попутчика и поступил бы так, если б не фраза о 22-ом июне 1941 года, которая приведена в самом начале и которая заставила меня поднять голову, чтоб рассмотреть собеседника. Заговорил он не сразу, видно так же, как и я спешил поужинать перед сном на газетке. Да и сидели мы в начале в разных концах почти пустого вагона. Я ел, не поднимая головы, пока мимо нас тащились новостройки на правом берегу Днепра. Я видел, не поднимая головы, ибо знал всё наизусть, как загораются огни на холмах Печерска, в долинах Подола и Куренёвки, как мелькают огоньки среди зелени парков и скверов, которых пока ещё не успели окончательно извести, как извели Николаевскую, Александровскую, Фундуклеевскую, Прорезную, Бибиковский бульвар, Большую Васильковскую, словно погасив нарядные лучи, в разные стороны расходившиеся от Крещатика, а самому Крещатику оставив одно лишь название, слишком уж древнее, чтоб на него покушались. Впрочем, я слышал, что всё-таки покушались и даже придумали нечто иное, кумачовое. Но, как и в случае с Невским проспектом, решили проявить умеренность, пошли на попятную и удовлетворились ликвидацией Тверской в Москве. Прошлый, старый Киев был конечно городом противоречивым, но внешний его облик был необычайно наряден и делал его одним из красивейших городов Европы. Нынешний же Киев город однозначный и внешний его лик вполне соответствует его внутренней сути. И мне казалось, особенно когда я смотрел в окно поезда, в вечерние сумерки, что дух старого Киева покоится теперь здесь, среди пригородных песчаных холмов на дне глубоких оврагов. Местность в Киеве и вокруг Киева носит весьма пересечённый характер, здесь множество естественных могил, облегчающих технологию массовых расстрелов и захоронений.
Когда я поднял на этот раз голову от промасленной газетки "Вечерний Киев" с яичной скорлупой и колбасными шкурками, мост через Днепр, отделяющий Киев от его пригородов, уже был позади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9