Да и обстановка "у художников" напоминает общедоступную, минздравовскую: душно, грязновато, бедно, персонал проходит мимо со скучающим равнодушным лицом. Подошел к регистратуре, начал приветливым, угодливым интимным шепотом:
- Я от Бориса Леонидовича к доктору Вайнтраубу.
- Сидите и ждите, - перебила официально, даже не спросив фамилии.
Самого "доктора Вайнтрауба" я увидел мельком где-то через полтора часа ожидания. Приоткрыв дверь кабинета, он что-то сказал вдогонку выходящей молоденькой медсестре с архирусским вздернутым носиком. Кажется, пошутил, потому что оба рассмеялись. Вскочив со своего места, я под неприязненными взглядами иных ожидающих быстро приблизился и сказал:
- Здравствуйте, доктор. Я Апфельбаум. От Бориса...
Доктор продолжал смеяться вслед уходящей медсестре, показывая свои, довольно кривые прокуренные зубы, что меня неприятно насторожило. Впрочем, сапожник ходит без сапог, успокоил я себя. С некоторых пор, с начала моих мучений, я начал заглядывать людям в рот так же, как модница глядит, что носят иные. Вот и я смотрел, какие у кого зубы, завидуя тем, у кого они белые, ровные, как у молоденькой медсестры, блеснувшей улыбкой, адресованной "доктору Вайнтраубу".
- Придется немного посидеть, - сказал мне "доктор Вайнтрауб", скрываясь опять в кабинете.
"Доктора Вайнтрауба" я уже много раз видел под другими фамилиями и в других обстоятельствах. Это именно тип "хухема" - лобастый, очкастый, с большим плотоядным ртом, на щеках юношеский румянец. Принял он меня последним, когда приемная была уже совершенно пуста и из кабинета вышел посетитель, пришедший гораздо позже меня, под вечер, ибо уже темнело.
- Так, - сказал "хухем", поблескивая зеркальцем на лбу, - очень интересно... Попрошу всех сюда, - обратился он к медсестрам и каким-то молодым людям, очевидно, практикантам. - Какие усложненные формы, явно многобугорковые и многокорневые. Вот уж действительно не спутаешь с костной тканью. Как давно это у вас? - обратился он ко мне.
- Недели три... Особенно ночью.
- Понятно... Ну, процесс разрушения, конечно, начался гораздо раньше... Закройте рот... Патологический прикус, редко встречаемый. И плюс общее воспаление. Вы должны перестать пользоваться спичками для очистки зубов после еды.
- Но я не пользуюсь.
- Значит, вы пользуетесь плохими зубочистками. Всякого рода зубочистки, обладающие острыми верхушками или острыми краями, вредны, потому что, проходя по зубной щели, они ранят десны, и в загрязненных ранах поселяются гнилостные микроорганизмы, обращающие ваши зубы в очаг гниения и разложения. Затрудняется химическое воздействие фермента слюны на пищевой комок. У вас, безусловно, нарушения функции пищеварительного аппарата, нарушен обмен веществ.
- Но что же делать? - спросил я, окончательно запуганный.
- Что делать? - развел руками "хухем". - Если бы я знал, что делать, я был бы уже лауреат Нобелевской премии... - Он сверкнул глазами в сторону молоденькой курносой медсестры, и та опять колокольчиком засмеялась. Улыбались и стоящие вокруг медсестры и практиканты. Очевидно, Моисей-"хухем" был их любимым авторитетом, особенно у женщин. - Знаете ли вы, что один американский миллионер, также страдающий вашей болезнью, выделил несколько миллионов в качестве премии тому, кто найдет способ излечения... К сожалению, я пока не нашел. Единственно, что я могу вам посоветовать: правильно пользуйтесь зубочистками и зубными щетками, надо чистить зубы не только спереди, но и под жевательными мышцами у задних коренных зубов, где скопление гнилостных микроорганизмов особенно велико. И не полощите рот всякого рода эликсирами со всякого рода антисептиками, которые вместо того, чтоб останавливать бродильные процессы во рту, дурно влияют на слизистую оболочку. По моему мнению, наилучшим полосканием для рта является обыкновенная чистая, теплая вода.
Он чем-то тепловатым побрызгал мне в рот, чем-то прикоснулся к зубам, что-то ковырнул. Я ушел от него, задыхаясь, у меня даже зубная боль ослабла, так я был взбешен. Просидел полдня в духоте, чтоб выслушать умничанье "хухема" о гигиене рта.
Мысли мои были ужасны. Вспоминая лицо "хухема", его голос, его усмешечку, я антисемитствовал, как мог.
Надо сказать, с начала моей зубной болезни я начал вести что-то вроде дневника. Первые мысли были умеренные: "Когда у человека болят зубы, это уже занятие. По крайней мере скуки он не испытывает". Но постепенно записи стали более нервными, я начал хулить общество, власть и все чаще подумывал о подаче заявления на выезд. Время, кстати, было самое "выездное". Многие "подавали", и многим "выдавали". Как выяснилось, подал на выезд не только Ковригин-Киршенбаум, но и его племянник, мой друг Рафа. Да и вообще "подачи" были самые неожиданные.
Как-то встретился мне на улице Горького у кафе "Националь" Паша Пуповинин, ярославский парень, с которым я некогда познакомился в милиции, где мы вместе томились в приемной как лимитчики, добивающиеся московской прописки. Я после сложных мытарств получил прописку по ходатайству нашего НИИ, а точнее, по телефонному звонку нашего Торбы, имеющего какие-то личные связи, а Паша получил прописку как дворник, хоть по профессии был резчиком по дереву. Оказалось, что и Паша намерен "скрыться за бугром", как он выразился.
- Помнишь "Слово о полку Игореве"? "О, русская земля, ты уже за бугром". На еврейке женюсь. Недаром говорят: жена - не роскошь, а средство передвижения...
Паша любил афоризмы. Однажды я ходил с ним на футбол, и по поводу проигравшей команды противника он выразился: "Кто с мячом к нам придет, от мяча и погибнет".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17