- А что, эта юная колдунья еще долго пробудет в Мистовере? - спросил он.
- Надо думать, что долго.
- Какой позор - так ее обидеть! Она, вероятно, очень страдала, больше духом, чем телом.
- А конечно, недоброе дело, да еще девушка-то какая красивая! Вам бы ее повидать, мистер Ибрайт, вы сами издалека приехали, да и вообще свет повидали, не то что мы тут, сидни.
- Как вам кажется, она согласилась бы учить детей? - спросил Клайм.
Сэм покачал головой.
- Совсем другого сорта человек.
- Да это мне только так, сейчас в голову пришло... Конечно, надо бы повидаться с ней и поговорить, а это, кстати сказать, не так просто, наши семьи - ее и моя - не в ладах.
- Я вам скажу, как вы можете с ней повидаться, мистер Ибрайт, - сказал Сэм. - Сегодня в шесть часов мы пойдем к ним вытаскивать бадью, а вы приходите нам помочь. Нас будет человек пять-шесть, да колодец больно глубокий, лишняя пара рук не помешает, если, конечно, вам не обидно в таком обличье им показаться. А она, уж конечно, выйдет посмотреть либо так куда пойдет.
- Я подумаю, - сказал Ибрайт, и они расстались.
Он много думал об этом, но в тот день больше ни слова не было сказано в их доме о Юстасии. И для него оставался нерешенным вопрос, была ли эта романтическая жертва суеверий и меланхолический комедиант, с которым он беседовал в лунном свете, одним и тем же лицом или нет.
ГЛАВА III
ПЕРВЫЙ АКТ ВЕКОВЕЧНОЙ ДРАМЫ
День был хороший, и Клайм около часу гулял с матерью по вереску. Поднявшись на высокий гребень, который отделял долину Блумс-Энда от соседней, они постояли немного, глядя по сторонам. В одном направлении в низине на самом краю пустоши виднелась гостиница "Молчаливая женщина", в другом поднимался в отдалении Мистоверский холм.
- Вы хотите зайти к Томазин? - спросил он.
- Да. Но тебе не обязательно сегодня к ней идти, - ответила мать.
- Тогда я тут с вами расстанусь, мама. Я иду в Мистовер. Миссис Ибрайт подняла к нему вопросительный взгляд.
- Помогу им вытаскивать бадью из капитанского колодца, - продолжал он. - Там очень глубоко, так что и я буду нелишним. И, кроме того, мне хочется поглядеть на эту мисс Вэй, не столько из-за ее красоты, как по другой причине.
- Непременно надо идти? - спросила мать.
- Да я уж надумал. И он ушел.
- Ничего нельзя сделать, - мрачно пробормотала мать Клайма, глядя ему вслед. - Они наверняка увидятся. Ах, лучше бы Сэм свои новости в другие дома приносил, а не в мой.
Удаляющаяся фигура Клайма становилась все меньше и меньше, то поднимаясь, то опускаясь по пригоркам на его пути.
- Очень уж он мягкосердечный, - сказала про себя миссис Ибрайт, все еще следя за ним глазами, - а то бы ничего. Как спешит!
Он действительно таким решительным шагом, не разбирая дороги, стремился сквозь заросли дрока, словно от этого зависела его жизнь. Его мать глубоко вздохнула и повернула обратно к дому. Вечерняя дымка уже сгущалась в низинах, затягивая их туманом, но все возвышенности еще обстреливались косыми лучами закатного солнца; оно поглядывало и на шагающего Клайма, и тысячи других глаз, - каждый кролик и каждый дрозд-рябинник, затаившиеся в кустах, - пристально за ним следили, и впереди него двигалась длинная тень.
Приблизившись ко рву и поросшему дроком валу, составлявшим укрепления капитанского обиталища, Клайм услышал за валом голоса, - очевидно, работы по извлечению бадьи уже начались. У боковой калитки он остановился и заглянул во двор.
Полдесятка крепких мужчин стояло цепочкой, держа веревку, которая, перекинувшись через лежачий ворот над колодцем, исчезала в его недрах. Тимоти Фейруэй, безопасности ради привязанный поперек тела другой веревкой, покороче, к одному из стояков, склонялся над горлом колодца, придерживая правой рукой длинную веревку в той ее части, которая вертикально уходила вниз.
- Ну-ка потише, ребята, - сказал Фейруэй.
Разговоры умолкли, и Фейруэй сообщил веревке круговое движение, словно размешивая тесто. Спустя минуту из глубины донесся глухой плеск: спиральный извив, приданный веревке, достиг крюка на дне.
- Тащите! - сказал Фейруэй, и мужчины, державшие веревку, принялись выбирать ее, наматывая на ворот.
- Что-то есть, - сказал один.
- Так тяните поосторожней, - сказал Фейруэй.
Они все больше и больше выбирали веревку, и через некоторое время снизу, из колодца, донесся звук равномерно капающей воды. Он становился тем резче, чем выше поднималось ведро; наконец было вытащено около ста пятидесяти футов веревки.
Тогда Фейруэй зажег фонарь, привязал его к другой веревке и стал спускать ее в колодец рядом с первой. Клайм подошел и заглянул вниз. Странные мокрые листья, для которых не существовало времен года, и причудливо-узорчатые мхи обнаруживались на стенках колодца по мере того, как фонарь опускался; наконец лучи его упали на смутный ком из перепутанной веревки и бадьи, покачивающийся в волглом темном воздухе.
- Мы ее только за край дужки подцепили, - ради бога, осторожней!
Они тянули с величайшей бережностью, пока в колодце двумя ярдами ниже не показалась бадья, словно умерший друг, снова возвращающийся на землю. Три-четыре руки протянулись к ней, как вдруг дернулась веревка, визгнул ворот, двое передних в цепочке повалились навзничь, послышался стук падающего тела о стенки колодца, и со дна донесся громовой всплеск. Бадья опять сорвалась.
- Ах, чтоб ей! - сказал Фейруэй.
- Спускай опять, - сказал Сэм.
- У меня уже спина задеревенела, столько времени согнувшись стоял, сказал Фейруэй, выпрямляясь и потягиваясь с такой силой, что хрустнули суставы.
- Отдохните немного, Тимоти, - сказал Ибрайт. - Я стану на ваше место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140