Рука у Дюкова оказалась сильной и какой-то въедливой, что ли. Он облепил ею ладонь Крахмальникова и долго тряс, глядя Леониду в глаза. Леонид страшно не любил смотреть людям в глаза. Он понимал, что это некрасиво, что человек, прячущий глаза, не вызывает симпатии и доверия, но ничего с собой сделать не мог и жутко из-за этого комплексовал. Но однажды привели к нему на передачу мальчика-беспризорного. Крахмальников просто влюбился в этого пацана. Тот смотрел на всех широко открытыми голубыми глаза-, ми, взгляда не отводил, отвечал честно и искренне. Крахмальников поговорил с парнишкой, показал редакторше большой палец: дескать, классный пацан — и пошел побеседовать с другими участниками передачи. Через двадцать минут прибежала та же редакторша, вся в слезах. Мальчик из ее кабинета бесследно пропал, прихватив с собой все ее деньги, кожаный плащ и даже туфли, оставленные в шкафу. Потом оказалось, что ребенок, не отводящий честного взгляда, почистил основательно всю редакцию. И Леонид сделал вывод: глаза не отводит только тот, у которого совести нет вообще. Совестливый всегда считает себя в чем-то виноватым.— Мы сразу к президенту? — спросил Крахмальников.— Нет.Крахмальников намеревался уже сесть, но Дюков стремительно пошел к двери:— Прошу за мной, Леонид Александрович. Виктор Витальевич привел гостя в уютную затемненную комнату с мягкими креслами, перед которыми стоял телекинотеатр — плоскоэкранный “сони”.— Кино посмотрим, Леонид Александрович. Дюков сел в задний ряд, предоставив Крахмальникову самому выбрать место. Не успел Леонид опуститься в первый ряд, как свет погас и на экране возник Гуровин, разговаривающий в своем кабинете с каким-то человеком, по виду явным бандитом. Посетитель предлагал устроить из канала отмывочный цех. Гуровин долго слушал речь о прокачивании через “Дайвер” грязных денег и на прощание сказал, что подумает.— Подумай. Лучше думать, чем не думать вообще, — с явной угрозой произнес человек и удалился. Свет зажегся.— Вот такие дела, Леонид Александрович, — подал голос Дюков. — Совсем у вас на “Дайвере” плохи дела.— Да уж, — пробормотал Крахмальников, пытаясь угадать дальнейший ход встречи. То, что Гуровин встречается с темными людьми, Крахмальников, конечно, знал. Но в каком контексте сейчас Дюков преподносит ему этот факт? Предлагает ли Крахмальникову поддержку в борьбе с Гуровиным или, наоборот, хочет и Леонида пришить к Гуровину намертво?. — У нас есть и более сочные кадрики, но… — Дюков как-то загадочно улыбнулся, — но не будем шокировать вашу мораль.Ага, значит, все-таки его от Гуровина отделяют. Что это сулит?— Интересные кадры, — заметил Крахмальников. — Только это, как говорят журналисты, вчерашние новости. Можно подумать, вы не знаете, кто является акционерами “Дайвера”. Они будут пострашнее этого карикатурного бандита.— Вы имеете в виду уральских инвесторов? — спросил Дюков. — Вот здесь не могу с вами согласиться.Крахмальников внутренне ахнул.— Конечно, это не ангелы, но вполне достойные люди, — веско сказал Дюков. — А разве вы встречали ангелов среди богатых людей?Крахмальников помотал головой. Он не встречал. Он среди богатых не встречал даже достойных, не говоря уж о порядочных. Леонид ничего не понимал. Все-таки Дюков на стороне Гуровина или нет?— Я не понимаю, — честно признался он.— Все вы понимаете, Леонид Александрович. Ваш канал должен стать действительным рупором демократии.— И кто атому мешает? Гуровин?— Вы, Леонид Александрович. У вас ложное понятие о свободе слова. Я не собираюсь сейчас вести с вами философские беседы. Но как вы можете считать себя независимым журналистом, если ваш канал мечется от одних крайностей к другим? То вы поддерживали Булгакова, то Казанцева. То вам не нравится война в Чечне, то вы требуете покончить с терроризмом, словно правительство этого не хочет. А теперь питерская история. Ну это вообще за гранью. Вы же, как мародеры, на беде славу делаете.— Мы даем людям информацию, — вовсе не обиделся Крахмальников. Эти обвинения он уже слышал и даже в тех же самых выражениях.— Это не информация, это пропаганда! Крахмальников пожал плечами. И это он слышал.— Ладно, Леонид Александрович, — махнул рукой Дюков. — Мы ваш талант ценим, но считаем, что он…— Направлен не туда? — язвительно спросил Крахмальников.— Не так резко. Он просто размыт, распылен. Вот, например…— Доренко, — снова перебил Крахмальников.— Хотя бы, — согласился Дюков. — Да, он несколько зашоренный журналист, но бьет-то в одну точку.— Если вы пригласили меня, чтобы организовать мой талант…— Нет, мы пригласили вас, чтобы предложить вам войти в команду президента.— Мне?— Вам. Мы бы хотели, чтобы вы возглавили “Дайвер”.— Два соображения, — поднял палец Крахмальников. — Во-первых, я, как вы выразились, ложно понимаю свободу слова, а вы, надо думать, понимаете ее верно. Второе — с этим не согласятся держатели контрольного пакета акций.— Кто конкретно?— Вся уральская братия, медиахолдинг.— Забудьте о них.— Почему?— Просто забудьте. Крахмальников пожал плечами:— Тогда Казанцев. Он не захочет, чтобы канал стал государственным.— И об этом забудьте.— Пожалуйста, не надо говорить загадками. Я ведь должен хоть что-то понимать. Тем более что вы предлагаете мне стать…— Держателем контрольного пакета акций является государство, — не дал ему закончить Дюков.— С каких это пор? — усмехнулся Крахмальников.— С сегодняшнего дня.— И сколько у вас процентов?— Девяносто восемь.— Этого не может быть…— Читайте. — Дюков вынул из внутреннего кармана и подал Крахмальникову две бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84