Кровь хлынула черная. Фээсбэшник поскользнулся. Еще автоматная очередь в соседней комнате. Никуда не годится. Хотели поменьше шума.Какая теперь, к мудям, разница. Но хоть одного живым. Хоть одного. Раз пошла такая рубка – хоть одного. Изнутри ванной, непрерывно кроша дверь из АКМС, вываливается кавказец. Он уже мертв, но палец на спуске, и тело с развороченной грудью успевает сделать всего три шага, а свинец горячим веером над головами, и брызги хрустальной люстры по плечам, по лицу, по мертвому спецназовцу. Вот тебе и подъезд. Вот тебе и подпилили замок.Куража нет.Нет куража.Большая комната. Гостиная. Благородная посуда хрустит под ногами. Тихо.Если не считать хриплого дыхания и матерков. Тихо. Не слышно выстрелов.– Леня! Леня, сюда…Фээсбэшник метнулся в соседнюю комнату со слабой надеждой, что там окажется кто-то живой из кавказцев. Здесь, в гостиной, положили троих. Но были еще и хозяева. Вернее, те, кто снимал эту шикарную квартиру.На полу, там, где указал стволом автомата старший спецназа, лежал кавказец. Пули развалили ему брюшину. Сквозь пальцы сочилась кровь и полупереваренное месиво.– Что, Гамзат, больно? Могу «скорую» вызвать. Могу и не вызывать, сам понимаешь. Где Бакир? – спросил Чернов, наклонившись к умирающему. – Откуда ты приехал?Гамзат улыбнулся.– Бакир теперь с Аллахом разговаривает. Счастливый, – тихо, одними губами, сказал раненый.Чернов оглянулся в поисках трупа и, заметив разбитое окно, подошел. Внизу на асфальте распластался человек. Около него стоял Вовчик и отгонял любопытных.– Я же говорил, люльку под окно, – процедил сквозь зубы Чернов.– Не успели. Блок заело, – объяснил кто-то сзади.Чернов скрипнул зубами. Вернулся к раненому:– Слушай, Гамзат, «скорая» сейчас будет. Но ты же опытный человек, знаешь – не довезут. В такую дыру паровоз можно пропустить – не заденет. Ты всерьез думаешь, что, убрав Руслана, что-нибудь измените? Зачем мальчишек втравил?Сколько их у тебя еще? Пожалей, мы же такую окрошку из них наделаем, мало не покажется. Слыхал, что президент сказал? В сортире замочим. Скажешь – возьмем без шума. Не как сегодня. Отсидят, но жить будут. Понимаешь, жить?!– Шакал ты, Чернов, шакалом был, шакалом и останешься… А еще – ишак, потому не поймешь, что я тебе скажу. Но я скажу…Гамзат плюнул сухим плевком в Чернова и закашлялся. Кровь обильнее потекла из раны.– Никогда вам не спать с нашими женщинами, никогда не засрать головы нашим детям, никогда спокойно не жить на Кавказе… Я честно умер, а предателя найдут другие… Найдут и голову выставят перед народом… Он не дольше меня проживет.Сегодня сдохнет. Сегодня…Гамзат закрыл глаза. Веки его затрепетали. Ноздри раз-другой раздулись, хватая последние капли воздуха, нога, поджатая в колене, распрямилась.– Капец, – констатировал Сева.– Кому нужны его бабы…Уходя, Чернов сдернул со стола скатерть и кинул на труп Гамзата.Все-таки Гамзат сказал главное – «сегодня». Глава 8ЛАРИСА ЛАРИНА Мысли Виктора Андреевича прервал настойчивый стук в дверь.– Папа, ты что там застрял? – Грубоватый голос дочери вернул его к действительности.Он хотел было ответить что-то дочери, но его опередила жена:– Можно хоть в такой день не дергать отца!– А что, разве произошло что-то противоестественное? Умерла старая, достаточно пожившая на этом свете женщина. Нам бы столько! А больше и не надо!– Это же мать твоего отца! И твоя родная бабушка! – Людмила Анатольевна с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик. – Никогда не думала, что ты вырастешь такой жестокой.– Это не жестокость, мама. Это здравый смысл. Мне что, теперь не умываться, если бабушка…Людмила Анатольевна не дала ей договорить:– Это здравомыслие когда-нибудь обернется против тебя, – закричала она. – Дай бог, чтобы твои будущие дети…– Только не трогай, пожалуйста, моих будущих детей, которых к тому же я в ближайшее время заводить не собираюсь.Ларин услышал удаляющиеся от двери ванной шлепающие шаги дочери.– Не зарекайся! – крикнула ей вдогонку мать. – Дети иногда появляются неожиданно. И часто некстати.– Мне всегда казалось, что у вас с папой как раз так и получилось, – не оборачиваясь, с болезненной издевкой произнесла Лариса.– Что ты несешь? Как тебе не стыдно? Эгоистка! – Людмила Анатольевна придала своему голосу обиженную интонацию.Дойдя до своей комнаты, дочь обернулась к матери:– Может быть, в моей жизни уже не раз случалось что-то и пострашнее бабушкиной смерти. Но вы с папой хоть когда-нибудь этим поинтересовались?«Что же может быть страшнее смерти?» – философски спросил сам себя Ларин.– Вам важна только своя жизнь, как будто бы и дочери у вас нет, – продолжала Лариса. – Так и нечего было меня заводить.– Наглая девчонка! Всю жизнь на всем готовом! – уже не очень заботясь о силе выражений, закричала Людмила Анатольевна.Но дочь не слушала ее, а продолжала свое:– А больше всего, мамочка, меня развлекает твоя забота о бабушке, которую ты всю жизнь, как и положено всякой невестке, терпеть не могла. Может быть, ее смерть, конечно, и прибавила тебе некоторой любви… Мертвых любить совсем нетрудно. Даже романтично.– Замолчи, дрянь, пока я не съездила тебе по физиономии!Виктор Андреевич резко открыл дверь ванной и увидел, как две женщины – одна замахнувшись на другую – при его появлении тут же разошлись в разные стороны. Дочь заперлась у себя в комнате, жена исчезла на кухне.«На что же мы все-таки тратим жизнь? – подумал Ларин, глядя на удаляющихся жену и дочь. – Большую часть на то, чтобы отравить ее другим. Чаще всего самым близким людям».Он позвонил в Министерство путей сообщения узнать, как продвигается его проект мега-вокзала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101