И это насторожило Ларина.– Добрый день, – нейтрально поздоровался Виктор Андреевич.– Я слышал – у тебя горе. Прими, пожалуйста, мои соболезнования по поводу смерти Антонины Петровны. Пусть земля ей будет пухом.– Спасибо, Миша, – вырвалось у расчувствовавшегося Ларина.Ему было приятно, что Саперов, так же как и уборщица Матвеевна, помнил его мать по имени-отчеству. Хотя что ж здесь удивительного? Сколько раз они с Мишкой в молодые годы отдыхали во время студенческих каникул у его матери в деревне! Было бы странным, если бы Саперов это забыл.– Что ж, Витя! Смерть есть смерть, она мимо человека не пройдет. Жизнь такая быстротечная. Мы вот уже сами деды. Самим впору задумываться о душе. Одни только дети и держат на этом свете. Только они еще и заставляют суетиться, что-то делать, их поправлять, поддерживать…«Как-то он быстро от смерти к детям перешел, – подумал про себя Ларин. – Неужели по поводу сыночка звонит? А начал-то с соболезнования, с задушевных разговоров. Эх, Мишка, Мишка! Каким ты в молодости был, таким и остался».– Кстати, сегодня проводил коллегию. Слышишь?– Да. Ты для этого позвонил? У тебя коллегии каждую неделю.– Эта была особенная. Рассматривали твой проект.У Ларина сладко сжалось сердце – наконец.– Одобрили, – продолжил Саперов. – И решили пробивать его. Это ты здорово придумал.– Уже второй год…– Знаю, знаю. Не все так быстро. Но есть и еще одна новость для тебя, думаю, приятная. Тебя решено назначить руководителем проекта. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.– Какими последствиями? – насторожился Ларин.– Я думаю, самыми благоприятными. Построишь своего монстра и станешь начальником этого мега-вокзала. В общем, так мы решили. Не все были согласны, на возраст твой указывали, но я тебя отстоял.– Спасибо, – совсем расплылся Ларин. Нет, зря он Саперова опасается.– Да не за что, Витя. Мы все же не чужие друг другу. Правду можно и в глаза резать, да?– Да.– И я тебя долго за нос водить не буду. – В голосе Саперова вдруг появились стальные нотки. – Более того, решил тебе поначалу позвонить. Прежде чем принимать меры.– Это вы о чем, Михал Михалыч? – перешел на официальный тон Ларин, нутром уже почувствовав, что разговор пойдет о Вадиме.– А все о том же, Витя. Что нас держит в этой жизни? – повысил голос Саперов.Ларин угрюмо молчал. После паузы Саперов продолжил:– Ты же меня знаешь, Виктор. Я если кого-то люблю, так в доску могу расшибиться ради него. Жизнь отдать. А сына я люблю безумно. Он у меня единственный. Безумно люблю, ты слышишь?– Я-то тут при чем? – тихо вставил Виктор Андреевич.– А при том, что если кто ему жизнь ломать будет… Да что там жизнь, настроение хотя бы портить…– Михал Михалыч, что-то я вас не очень понимаю. – Ларин чувствовал, как от волнения вспотели его ладони, но все же старался говорить спокойно.– Все ты прекрасно понимаешь, Витенька. Ты у нас всегда особой понятливостью отличался. Еще в студенческие годы самым смышленым был.– Так с тех пор сколько воды утекло. Сами говорили, что мы уже дедами стали.– В общем, я тебя предупреждаю: ради Вадима я пойду на все. Слышишь меня?Ни перед чем не остановлюсь. Все! Привет супруге!Саперов положил трубку. А Ларин еще какое-то время слушал короткие гудки.«Ты посмотри, сука. – Виктор Андреевич наконец положил трубку на рычаг. – Людмиле привет передал. Решил напомнить, подонок!»Конечно, ничего удивительного в самой фразе «Привет супруге!» не было, обычная любезность между деловыми людьми. Так-то оно так, если бы не одно обстоятельство.Ларин по большому счету никогда не ревновал своих женщин. И жену в том числе. Он считал это занятие глупым, пустым и недостойным мужчины. Виктор Андреевич всегда смеялся над мужиками, которые в истерике бьются, завидев свою ненаглядную рядом с другим. Над теми, кто следит за своими женами, контролируя каждый их шаг. Оба друга долго оставались холостяками, оба с легкостью меняли подруг, пока наконец Ларин не влюбился по-настоящему в свою будущую жену Людмилу. Саперов в то время уже вовсю работал по комсомольской линии, сразу же после института оценив всю выгодность этой деятельности. Встречаться с Лариным они стали реже, у Саперова теперь был другой размах: комсомольский – с обильно накрытыми столами за государственный счет, импортными коньяками, сауной, бассейном, девочками. Но время от времени Михаила тянуло и на встречи с другом.Именно в одну из таких встреч Ларин и поделился с другом своей главной новостью в жизни.– Слушай, Миша, по-моему, я вляпался, – с неловкостью начал он разговор.– Не понял, – внимательно посмотрел на друга Михаил.– Ну, в общем, Миша, все! Я собрался жениться.А на свадьбе произошло то, что оставило у Ларина неизгладимое впечатление на всю жизнь. Не понял Саперов озлобленного взгляда друга, когда на свадьбе пригласил его молодую жену танцевать и танцевал, свободно опуская руки вдоль ее спины ниже, чем то позволяли приличия. Но что больше всего поразило Ларина, что Людмила при этом кокетливо хохотала и смотрела на Михаила такими глазами, какими обычно глядела на Виктора, когда занималась с ним любовью. Вот тогда Ларин впервые почувствовал боль собственника, к которой примешивалась еще и горечь оттого, что он ревновал свою жену не просто к постороннему, а к своему ДРУГУ.Виктор здорово напился. И еще в ресторане, где отмечали свадьбу, потерял на какое-то время из виду свою невесту. Впрочем, ее потеряли и более трезвые гости. А когда она появилась – чуть смущенная и раскрасневшаяся, – радость, что невеста наконец нашлась, отодвинула все остальные вопросы в сторону. И крики «Горько!» возобновили свадебное пиршество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101