Тут меня ждал небольшой сюрприз: я никак не предполагал, что такая девушка будет ходить в одном и том же наряде два дня подряд.
Так как на сей раз она была одна, я вполне мог догнать ее и попытаться заговорить. Но мне не пришлось этого делать. Как раз в этот момент она бросила взгляд назад и на сей раз не стала делать вид, что никогда в жизни не видела меня. Девушка остановилась и подождала меня.
Когда я подошел довольно близко, ее плечи стали обнаженными. На этот раз я сумел хорошо разглядеть, как это происходило. Краем глаза я видел нижнюю часть жакета и юбки. Создавалось впечатление, что это мой взгляд прожег огромную дыру в ее одеянии.
Вокруг было несколько прохожих, и некоторые из них глазели на нее. Правда, по большей части, они делали вид, что ничего не замечают. (Мы ведь находились в Шатли.)
Когда между нами осталось десять футов, жакет Белоснежки снова стал целым, но зато юбка стала совсем коротенькой, как у пляжного костюма. Потом костюм обрел целостность, если не считать большого круглого выреза вокруг пупка.
Вырез был не совсем точным образом – материал костюма и тело девушки переходили друг в друга, как свет и тени от мерцающей в темноте свечи.
Теперь уже не только ее иссиня-черные волосы заставляли меня думать о ней, как о Белоснежке. Все ее тело, а к этому моменту я уже видел его большую часть в натуре, было бледно кремовым, а таким жарким летом добиться подобного результата было совсем непросто. Все великаны были сильно загорелыми.
Она пришла вместе с великанами, но не была одной из них.
Я остановился.
– Привет, – сказал я.
Она улыбнулась.
– Меня зовут Вэл Матерс, – представился я, – и я подозреваю, что вы меня хорошо знаете.
Этим я сразу заработал очко. Ее глаза округлились и она спросила:
– С чего вы это взяли?
– Вы узнали меня в баре вчера вечером.
Она кивнула, признавая, что так оно и было. Но больше она ничего не стала говорить.
– Кто вы? – спросил я.
– Миранда.
– Просто Миранда?
Ее костюм, что было довольно странно, перестал меняться. Возможно тут все зависело от того, под каким углом смотришь. Движимый духом эксперимента, я протянул руку, чтобы коснуться ее талии…
… Она больно ударила меня по руке, хотя в ее движении не было злости.
– Нужно сначала дождаться приглашения, – холодно заметила она, повернулась и, к моему глубокому разочарованию, пошла прочь. Я ждал большего от этой встречи.
Сзади ее костюм выглядел совершенно обычным, как и у любой другой девушки.
Джил уже ждал меня в «Коппер Бич». Хотя в баре было не так пусто, как прошлым вечером, здесь было не более полудюжины посетителей.
Мы устроились в углу, там, где прошлым вечером сидели великаны.
Джил и я были одного роста, и даже веса, и одно время походили друг на друга. Теперь он носил очки и с его лица не сходило упрямое выражение: оставьте-меня-в-покое; я очень надеялся, что выгляжу иначе.
Джил мог бы добиться чего угодно. То есть теоретически, способности позволяли ему это. На практике же он не добился ничего и никогда не добьется.
Будучи человеком чутким, я понимал его лучше, чем кто бы то ни было, за исключением, быть может, Барбары.
Но никто и ничем не мог ему помочь. Потому что он сам ничего не мог сделать для себя.
Малейшая критика, тень намека на порицание, даже шутливого, наносила ему глубокую рану. Он был страдалец.
Из тех, что раз слегка поцарапавшись, будут кровоточить не один день. Если же Джил совершал настоящую ошибку, то он не меньше месяца приходил в себя. Но эта ошибка могла быть чисто символической, даже и не ошибкой вовсе. Кому-нибудь было достаточно намекнуть, что он сделал нечто глупое и он начинал страдать. Долго и молчаливо.
Конечно, он защищался. Всю свою жизнь он тратил на то, чтобы защищаться от нападения, которого никто и не собирался на него совершать.
Я жалел его почти также сильно, как себя. Что толку от почти гениальных способностей, если небрежная реплика дурачка-клерка могла привести к месяцу беспрерывных страданий?
Джил женился на Барбаре, другом странном гении – она рисовала, занималась лепкой, писала стихи и наотрез отказывалась удаляться от своего дома более чем на пять миль. Видимо, у нее были такие длинные корни.
– Что тебе известно, Вэл? – неожиданно спросил Джил, после того, как официантка принесла нам пиво. – Как ты думаешь, что здесь происходит?
Я достал монетку.
– Давай разыграем подачу.
Джил проиграл, и я предложил ему начинать.
– Банда каких-то ребят болтается вокруг нашего дома, – сказал он. – Их почему-то очень интересует Гарри.
Гарри был двухлетним сыном Джила и Барбары. Он был их единственным ребенком и таковым и останется по двум весьма убедительным причинам. Барбара больше не могла иметь детей. Да и Джил – как он мне однажды признался одним пьяным вечером, когда мы оба изо всех сил жалели себя – тоже.
– Могу я одолжить у тебя Дину? – спросил он. – Она бы составила компанию Барбаре.
Так значит вот в чем было дело.
– Приезжает Джота, – напомнил я ему. – И он собирается остановиться у вас.
– У нас? – удивился Джил. – У тебя прекрасный, большой дом. А у нас…
Он замолчал.
Туалет у них был на улице. Деревянные ступеньки крыльца так скрипели, когда вы поднимались в их квартиру, что создавалось впечатление: сейчас рухнет весь дом. Когда один или два года назад, все дома проходили переоценку, почти у всех – в том числе и у нас – стоимость почти удвоилась. А вот дом Джила стал стоить вдвое меньше – человеческие существа вообще не должны жить в подобных развалинах.
Работая банковским клерком, Джил зарабатывал большие деньги – другие, получая меньшую зарплату, и имея даже по несколько детей, умудрялись жить вполне прилично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64