– Масао Токунага. – И добавил на довольно чистом русском языке: – Удалось ли вам отдохнуть?
– Да, вполне…
Так вот он, знаменитый академик! Когда-то, двадцать пять лет тому назад, он с первой группой японских ученых обследовал пепелище Хиросимы и выступил с гневным заявлением против атомного оружия. Ходили слухи, что Токунага поражен лучевой болезнью. Вид у него и в самом деле неважный…
– Господин Токунага, – сказал Кравцов. – Разрешите мне пойти на катере.
– А вы знаете, зачем отправляется катер?
– Нет…
Токунага тихонько засмеялся.
– Но я хорошо знаю плот, – сказал Кравцов, чувствуя, как краска заливает лицо, – и… смогу быть полезен…
Тут подошел академик Морозов.
– Последние известия, Токунага-сан, – весело сообщил он. – Локатор показывает высоту столба около тридцати километров. Он движется со скоростью восьмисот метров в час, но это надо еще проверить.
– Тридцать километров! – ахнул кто-то из журналистов.
– Так. Ну, все готово? – Морозов ступил на трап. – Кравцов, вы с нами?
– Да!
– Поехали.
Они спустились в катер, и тотчас матрос оттолкнулся от нижней площадки трапа, и катер побежал вдоль белого борта «Фукуоки». Морозов помахал рукой, Токунага грустно закивал в ответ.
Кравцов поздоровался с Уиллом, Джимом Паркинсоном и Чулковым.
– Вы тут как тут, – сказал он Чулкову.
– А как же! – ухмыльнулся тот. – Куда вы, туда и я.
– Без завтрака? – спросил Уилл.
– Ерунда, – сказал Кравцов.
Уилл задумчиво посмотрел на него, попыхивая трубкой. Кроме них, на катере был не знакомый Кравцову белобрысый парень в пестрой рубашке с изображением горы Фудзияма. Он возился с приборами, негромко переговаривался с Морозовым. Приборов было пять или шесть, самый большой из них напоминал газовый баллон, самый маленький, в деревянном футлярчике, парень держал в руках.
По мере приближения к плоту разговоры на катере затухали. Все взгляды были прикованы к Черному столбу, подымающемуся из облака пара. Теперь он уже не казался Кравцову безобидным волоском – в нем было что-то жуткое и грозное.
– Н-да, – сказал Морозов после долгого молчания. – Неплохим хвостиком обзавелась матушка-Земля.
Вода возле плота была неспокойна. Катер подошел к причалу, и Морозов прежде всего велел спустить в воду контейнер с термометром-самописцем для долговременных замеров температуры. Затем перетащили приборы в кабину грузового лифта и сами поднялись на верхнюю палубу плота.
Ух, как на раскаленной сковородке… Кравцов с беспокойством взглянул на Морозова: все же пожилой человек, как он перенесет такую дьявольскую жарищу? Морозов, мокрый от пота, натягивал на себя скафандр из стеклоткани, и все поспешили сделать то же самое.
– Все слышат меня? – раздался в шлемофоне Кравцова голос Морозова – по-русски и по-английски. – Отлично. Итак, начинаем первичные измерения. Замеры будем делать через каждые двадцать пять метров. Юра, у вас все готово?
– Да, Виктор Константинович, – ответил белобрысый парень. Он был, оказывается, техником-прибористом.
– Ну, начали.
Джим Паркинсон пошел вдоль рельсов к середине плота, разматывая рулетку. Отмерив двадцать пять метров от борта, он обмакнул кисть в ведерко с суриком и сделал красную отметку. Морозов нажал кнопку и прильнул к зрительной трубке, которая торчала из контейнера, похожего на газовый баллон. Он смотрел долго, его глаз освещался вспышками света из трубки. Затем Морозов вытащил записную книжку, снял с правой руки рукавицу и принялся писать.
Юра тем временем снимал показания с двух других приборов, а Уилл возился со своим магнитографом. Кравцову Морозов поручил замеры радиоактивности.
Юра и Чулков перетащили приборы к отметке, сделанной Джимом – здесь было 225 метров от Черного столба, – и замеры были повторены. Джим ушел с рулеткой вперед, отмеряя очередные двадцать пять метров, и Кравцов поглядывал на него с беспокойством. Конечно, до столба еще далеко, но кто его знает, на каком расстоянии он сегодня начнет притягивать…
– Товарищ Кравцов, – раздался голос Морозова. – На каком расстоянии потянуло вчера вашего Чулкова к столбу?
– Примерно десять метров.
– Десяти не было, – сказал Чулков. – Метров восемь.
– Ну нет, – возразил Кравцов и, окликнув Джима, повторил вопрос по-английски.
– Ровно двенадцать ярдов, – заявил Джим, – ни дюйма больше.
Морозов коротко рассмеялся.
– Исследователи, – сказал он. – Вот что: поставьте приборы на тележку. Паркинсон, вернитесь. Будем продвигаться вместе.
Палуба вдруг заходила ходуном под ногами. Долговязый Джим упал на ведерко с краской. Юра повалился на спину, прижимая к груди ящичек с кварцевым гравиметром. Уилла кинуло на Морозова. У основания столба яростно и торопливо заклубился пар, плот заволокло белой пеленой.
Понемногу толчки затихли и прекратились вовсе. Ветер разматывал полотнище пара, гнал его кверху. Пятеро в серо-голубых костюмах из стеклоткани стояли тесной кучкой – бессильные перед грозным могуществом природы.
– Кажется, скорость столба возросла, – проговорил Уилл, задрав голову и щуря глаза за прозрачным щитком.
– Это покажут локационные измерения, – сказал Морозов. – Ну-с, продвигаемся вперед.
И упрямые люди шаг за шагом приближались к столбу, толкая перед собой тележку с приборами и разматывая рулетку.
Замер на отметке 200 продолжался полтора часа: пришлось ждать, пока маятниковый гравиметр, взбудораженный толчками, придет в нормальное положение.
На отметке 125 Морозов велел всем обвязаться канатом.
На отметке 100 Джим обнаружил, что краска в ведерке кипит и испаряется; Юра протянул ему кусок мела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36