Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов
Алатырь-камень
– Опять эта луковица, – сказал Олег. – Ребята! – закричал он. – Идите сюда!
Первой вышла из палатки Света. Она посмотрела на небо, затянутое облаками, и состроила гримаску. Потом взглянула на свои брюки и ботинки, заляпанные высохшей грязью, и только после этого на Олега.
Олег стоял возле огромного валуна и махал рукой.
– Сумасшедший, – сказала Света, – в одной майке. – Она заглянула в палатку. – Володя, Борис, выходите! Олег опять что-то нашел.
Володя вскочил и, приставив ладонь ребром ко рту, протрубил сигнал побудки. Борис плотнее завернулся в одеяло.
– Физик, а спит, как лирик, – сказал Володя. – Растолкать его?
– Не надо, – ответила Света. – Раньше семи он все равно не встанет.
Она пошла к Олегу. Володя, позевывая, шагал за ней.
Сосны торчали прямо из скал. Низкорослые березы протягивали скрюченные руки, будто просили милостыню.
– Смотрите, – сказал Олег. – Опять эти изображения.
На шершавом валуне было высечено нечто вроде луковицы, положенной набок.
– Понимаете, – сказал Олег, – я делал зарядку. Бегу мимо этого валуна, смотрю – луковица! Такая же, как в Марьином посаде. И как у того болота, где Светка вчера завязла.
– Н-да, – сказал Володя. – Только, по-моему, это не луковица, а стилизованная стрела.
– Наконечник стрелы! – закричал Олег. – Верно, Вовка! – Он сорвался с места и побежал в палатку.
Подошел Борис, сонный, взлохмаченный.
– Опять первобытные картинки, – лениво сказал он. – Прошу учесть, что сегодня не моя очередь готовить завтрак.
– Боречка проголодались, – сказала Света. – Боречка гневаются.
– На себя гневаюсь. Затащили чуть ли не в тундру. Навещают столетних старух, записывают драгоценные сведения: на море-окияне, на острове Буяне лежит бел-горюч камень алатырь, под им меч-кладенец в девяносто пуд… Почти полторы тонны. И чего он там лежит? И чего я, дурак, за вами увязался, последние каникулы гублю, или, как там у вас в фольклоре, коту под хвост пущаю? Вам-то хорошо, у Вовки царевна Лебедь при себе, а этот сказочник…
Он кивнул на возвращающегося Олега и горестно махнул рукой.
Олег нацелился объективом «Зоркого» на валун и щелкнул затвором.
– Явный наконечник стрелы, – сказал он, закрывая футляр. – Хотел бы я знать, куда он указывает.
– Какой еще наконечник? – проворчал Борис. – По-моему, это капля. Обтекаемое тело. И направление указывает не острый конец, а тупой. И вообще надо готовить завтрак. Слушай, царевна Лебедь, займись. В конце концов твоя очередь.
Завтракали в палатке, под шорох дождя.
– Древние зря ничего не сочиняли, – говорил Олег. – Вот хотя бы алатырь-камень. Не зря же, черт побери, в Голубиной книге царь Волотоман Волотоманович спрашивает царя Давида Иесеевича, какой камень всем камням отец, а тот ему отвечает: алатырь-камень!
– Ты ешь, ешь, – заботливо сказала Света. – Копаешься ложкой, а в рот не кладешь.
– Посмотри, как Боря хорошо кушает, – добавил Володя.
– Пустяковая у вас профессия, – с полным ртом отозвался Борис. – Разговорчики одни! Сказочки! Ваш камень алатырь во всех сказках бел и горюч, а где-нибудь эти свойства используются?
– По классификатору Аарне-Андреева алатырь-камень чаще всего упоминается в заговорах от всяких напастей, – сказала Света тоном первой ученицы, – а свойства его действительно не используются.
– Это неверно, – возразил Олег. – Упоминание в заговорах о камне – это симпатическое обрядовое действие. Его смысл таков: прикосновение передает слабому свойства камня – силу и крепость. Веселовский считает, что алатырь-камень – это алтарный камень Сионского храма. А по Надеждину, «алатырь» – испорченное греческое «электрон», «илектр», то есть янтарь. Кстати, янтарь горюч…
– Помнишь, как в азбуковниках о нем говорится? – перебила его Света. Закрыв глаза, она произнесла нараспев: – «Илектр – камень зело честен, един от драгих камней тако именуем, златовиден, вкупе и сребровиден…»
– Греки еще и не так воспевали янтарь, – заметил Володя. – И красивый он и электризуется, если потереть его суконкой. Понятно, что на него всякую лирику накручивали. – Он перехватил укоризненный взгляд Светы и поспешно добавил: – А вообще, очень здорово сказано: «камень зело честен и…» Чего там еще? Просто замечательно сказано!
После завтрака стали укладываться в дорогу.
– Где мой молоток? – спросил Володя, роясь в рюкзаке.
– Вот он. – Света протянула ему геологический молоток на длинной рукоятке. – И не смей больше класть его в мой рюкзак.
– Я не клал, – удивленно сказал Володя. – Хорошо помню…
– Ладно вам, – сказал Олег. – Вот что я думаю, ребята. Борька подал правильную мысль насчет капли. Надо идти в том направлении, куда она указывает.
– Но она указывает в сторону от Тарабаровки, – заметил Борис.
– Ничего, в Тарабаровку еще успеем. Я не прощу себе, если мы не посмотрим, куда ведут эти знаки.
Борис пожал плечами.
Что делали ленинградские студенты в Северной Карелин?
Два года назад Олег, студент-филолог, побывал в этих местах с экспедицией фольклористов. Зачарованно слушал он неторопливую речь сказительниц, и лад русской сказки, ее печаль и ю-мор, как говорится, навсегда покорили его душу. Еще тогда Олег призадумался над частым упоминанием камня алатыря.
Последние каникулы он решил снова провести в северном озерном краю. С ним поехала Света, однокурсница и такая же энтузиастка фольклора. Что касается Володи с геологического, то ему было все равно, куда ехать, лишь бы со Светой. В последний момент за ними увязался Володин друг, Борис, физик с четвертого курса:
1 2 3 4