– Дэн! – прорвался ко мне сквозь пьяный шум в ушах плачущий голосок Лотты. – Подай мне полотенце, я из ванны не могу дотянуться!
Я встрепенулся.
Это был сигнал. Это было разрешение. Это был призыв.
Дэниел Рочерс, неотразимый Дэниел, сорвал с себя галстук. Дэниел небрежно расстегнул на груди рубаху. Дэниел пригладил свои мягкие локоны. Наверно, это все-таки были не локоны, а кудри, но тогда мне почему-то хотелось думать именно так, о локонах. Дэниел Рочерс вправил в глазницы выкаченные налитые глаза и вошел в ванную комнату.
Через минуту мы с Лоттой вывалились из ванной и начали хаотичное передвижение в пространстве люкса. Мы оказывались то в одной комнате, то в другой, то в постели, то за столом. Иногда мы катались по ковру, и тогда на нас падал торшер и столовые приборы. Иногда мы задерживались у окна, и тогда жалобно звенели стекла. Иногда мы налетали на стену, и тогда на нас осыпалась потолковая побелка.
У меня кружилась голова – от беспорядочной смены декораций, от Лотты, от ее сверкающих глаз, огромных бирюзовых глаз на разрумянившемся от нашей дикой игры лице, от ее заливистого смеха, от ее рук, бесчисленных рук, которые, казалось, тянулись ко мне со всех сторон и обнимали разом…
Мы восстанавливали, как могли, изуродованный интерьер и снова падали на ковер. И снова крушили мебель и стены, и пили бренди, а потом неведомым образом моя голова оказывалась зажатой в щели между стеной и постелью, и мягкие губы Лотты накрывали мои. Затем – снова стол, снова бездонные, нескончаемые бутылки, и уже сама Лотта наполняла мою рюмку – она всегда была настоящей заводной девчонкой! – и снова бросалась на меня, как тигрица. А я упирался, а я, качаясь, убегал от нее, хотя бес вожделения снова одолевал меня. Но я знал: скоро должен был вернуться злой колдун и бандюга Дэнни, и силы мне еще понадобятся…
И он вернулся.
И Дэниел Рочерс начал действовать по сценарию Дэнни-дурака.
– Лоттик! – Я прервал свой отчаянный рейд-побег между кресел, торшеров, музыкально-компьютерного центра, тумбы с видеофоном, стола и замер на месте.
– Что? – Лотта не смогла остановиться сразу и врезалась головой мне в спину. Я развернулся к ней лицом. Она подняла голову и, потирая ушибленный лоб, тревожно посмотрела на меня. – Дэн, что?
Ей было, о чем тревожиться. Я повернулся и восторженно смотрел на нее, и весь мой вид – лицо с выпученными красными глазами, рот, растянутый в идиотской улыбке, всклокоченная шевелюра – являл собой наглядный пример внезапно наступившего безумия. Но я не обращал внимания на неправильную реакцию Лотты. Я не сошел с ума, просто меня посетила гениальная идея.
– А на что нам сдалась эта пропахшая мочевиной Виолетта? – спросил я Лотту тихо и так значительно, как будто сделал великое открытие. – Что мы здесь забыли? Полетели на Землю! Ко мне в мотель!
Глаза Лотты стали такими же круглыми, как и у меня. Гениальность замысла поразила ее с не меньшей силой, чем меня самого.
– У-ух, ты! – запавшим от волнения голосом прошептала она. – А сколько сейчас времени? Теперь ни один корабль, наверно, не взлетит, ночные рейсы запрещены…
О, эти практичные человеческие существа, женщины! Причем здесь время суток, местные порядки, законы, невозможность! Причем все это, когда сама Вселенная призывно смотрела на нас любовным взглядом и звала в свои черные ледяные просторы, и ожидала новых подвигов космического пирата Дэнни!
Я уже одной рукой натягивал брюки, а другой подносил к губам Лотты бокал с бренди.
– Любимая! Мы летим! – Я застегивал на груди рубашку и каким-то образом одновременно осушал из горла последнюю бутылку. Лотта смотрела на меня завороженным взглядом и, следуя моему примеру, уже натягивала на себя мини-юбку. Я подобрал с пола и бросил ей разбросанные по полу женские вещички. – Ты помнишь, любимая, моего покойного папеньку, ты помнишь его?
Я перешел на несколько устаревший и, так сказать, выспренный стиль речи. Мне это было свойственно в минуты особенно сильного волнения.
– Нет, дорогой, – в тон мне ответила уже полностью загипнотизированная моей гениальностью и решительностью Лотта. – Я не помню твоего папеньку…
– О-о, Шарлотта! Как же так! – воскликнул я, а сам затягивал на шее галстук и помогал Лотте справиться с кое-какими застежками на спине, на груди и на боках. – Стыдно! Хотя… – Я замер и посмотрел на нее пронзительным оценивающим взглядом. – Это вполне простительно для столь юной особы… Мой папенька умер почти два года назад, а последние двадцать лет своей жизни жил совершеннейшим отшельником и оставил после себя необыкновенный труд…
– Труд? – В Лотте проснулся хмельной, но чуткий литературный редактор. – А разве труд можно о с т а в и т ь?
– Можно! – гаркнул я. – Можно, когда дело касается моего покойного папеньки! Он оставил мне звездолет!
– Ах! – вскрикнула Лотта и выронила из рук сумочку.
– Да! Звездолет! – Я поднял сумочку с пола, подал ее Лотте, а сам закинул на плечо свой репортерский багаж. – Сконструированный его собственными руками! Звездолет с принципиально новыми возможностями перемещения в пространстве и ведения боевых действий в условиях Космоса!
Последнее утверждение было, скажем так, спорным и непроверенным на практике. И вообще, я никогда и никому этого не говорил. Держал в строжайшем секрете. Но Дэнни-дурака уже несло, я ничего не мог с ним поделать.
Я взял Лотту за руку и потянул к двери.
– Он оставил мне его в наследство, но перед смертью так и не успел ничего объяснить. И уничтожил всю документацию. Он был гений, а все гении, похоже, – или алкоголики, или сумасшедшие…
Я бросил на Лотту многозначительный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17