А чем больше длинных, казенных слов, косвенных падежей, придаточных предложений, тем, видите ли, солиднее… И уже не разберешь, что с чем связано и что для чего нужно. Да и не нужно тут больше половины! Пять длинных слов да два коротких – там, где хватило бы одного слова, причем – что очень важно – одного глагола !
Сколько бумаги понапрасну занимают лишние, мертвые слова. А сколько драгоценных радиоминут уходит на них впустую!
Нет, слова-канцеляризмы, слова-штампы не безвредны. Пустые, пустопорожние, они ничему не учат, ничего не сообщают и, уж конечно, никого не способны взволновать, взять за душу. Это словесный мусор, шелуха. И читатель, слушатель перестает воспринимать шелуху, а заодно упускает и важное, он уже не в силах докопаться до зерна, до сути. Вывеска на московской улице « Швейно-пошивочная (?) мастерская» – на совести того, кто ее заказал, и видят ее все же немногие. Но по московской радиосети изо дня в день объявляют, что такие-то ателье обслуживают « население, проживающее » в таких-то районах, – это уже чудовищно. Видно, невдомек «авторам», что население – это и есть те, кто проживает , то есть население района , а лучше бы просто – жители района.
Читают газеты, слушают радио – миллионы. Они верят: раз уж так пишет газета и вещает радио, стало быть, так можно, так правильно.
Радио сообщает: «В Ульяновске продолжает работу международная встреча , посвященная…»
Чуть позже сообщили правильно: «В Ульяновске закончилась встреча …». А в следующем же выпуске снова: «… закончила свою работу встреча …»
А через годик попробует иной редактор запротестовать, вычеркнуть откуда-нибудь это самое « встреча продолжает работу », и ему возразят:
– Но ведь это вошло в язык!
Немало таких словесных уродцев уже «вошло», непоправимо «вошло» – не выгонишь! Миллионы доверчивых читателей, зрителей, слушателей назавтра подхватывают канцелярский да в придачу безграмотный оборот. И вот пошло все шире, и привилось в обиходе, и уже не поспоришь, и мало кто помнит, что это неверно. Поистине, не из гущи народной пошло, не народом-языкотворцем создано, а ввели, насадили не шибко грамотные газетчики или редакторы. В лучшем случае – нечаянно насадили, повторили и внедрили чью-то оговорку.
Люди всех возрастов и профессий, ораторы и педагоги, авторы и переводчики не только научных трудов, но – увы! – и очерков, романов, подчас даже детских книжек словно оглохли и ослепли. И вот уже не только неопытные новички, не только безграмотные, случайные полулитераторы или откровенные халтурщики, но подчас и литераторы опытные, одаренные, даже признанные корифеи пишут – и притом в переводе художественном: «В течение бесконечно долгих недель (героя романа) мучили мысли, порожденные состоянием разлуки»!
А не проще ли, не лучше ли хотя бы: Нескончаемо долгие недели (много долгих недель) его мучили мысли, рожденные разлукой (мучила тоска)?
Или: «Он находился в состоянии полного упадка сил». А разве нельзя: Он совсем ослабел, обессилел, лишился последних сил, силы оставили его, изменили ему?
А уж не корифеи…
«Он владел домом в одном из… предместий, где проживал с женой и детьми» – прямо справка из домоуправления, а не слова из романа!
«Да и кто принимает любовника в митенках? Ведь это создаст неудобства »!!! Совсем как табличка в подъезде: «Берегите лифт, он создает удобства».
Из «художественного» перевода: «…совсем особый характер моря: с этим последним происходили какие-то быстрые перемены»; «…волос, зажатый между большим и указательным пальцами, свисал без малейшей возможности уловить его колебание »; «Порывы ветра превосходили своей ужасностью любую бурю, виденную мною ранее »; « Обособленное облако, которое заслуживало внимания …»
Так и напечатали! И покорнейше прошу помнить: в этой книжке нет выдуманных примеров, все – подлинные.
Из радиопередачи, да не какой-нибудь, а под названием «Портрет поэта»: «Поистине счастливым поэт может считать себя , когда он чувствует свою необходимость людям». Отчего бы не сказать по-людски: Поистине счастлив поэт, когда чувствует, что нужен людям.
Или в очерке о Хемингуэе: « он понимаем нами потому…» вместо мы понимаем его …
В живом хорошем очерке вдруг читаешь: «Горы должны делать человека сильней, добрей, душевней, талантливей… И они совершают этот процесс »!!! Судите сами – плакать или смеяться?
Из переводного романа:
«Он был во власти странного оцепенения, точно все это происходило во сне и вот-вот наступит пробуждение… Одолев столько кризисов, он словно утратил способность к эмоциям. Воспринимать что-то он еще мог, но реагировать на воспринимаемое не было сил».
А ведь можно сказать хотя бы:
Странное чувство – будто все это не на самом деле, а на грани сна и яви. Он словно оцепенел, после пережитого не хватало сил волноваться. Он был теперь ко всему безучастен.
Уж наверно, никто не жаждет уподобиться знаменитому чеховскому телеграфисту, о котором памятно сказано: «Они хочут свою образованность показать, всегда говорят о непонятном». И однако многие, нимало не смущаясь, пишут: «Очарование (героини) состоит в органичности ее контрастов »! И это не перевод!
«…холод, как и голод, не служил для них предметом сколько-нибудь серьезной заботы – это был один из неотъемлемых элементов их быта».
Это не официальная информация и не ученая статья, а хоть и научно-фантастический, но все же роман. Речь идет о дикарях, о первобытных людях. И право, ни суть сказанного, ни научность, ни фантастичность, ни читательское восприятие не пострадали бы, если написать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15