Ответите правильно — покрещу. Все бы ничего, но бабушка расплакалась, стала кричать “как вам не стыдно, дети сироты, у них мать умерла”… После этого поп их за нарушение благочиния и вовсе выставил.
— И что, так и ушли?
— Они во Владимирский пошли. Там ничего не спрашивали. Покрестили и все. Мол, понадобится парню — сам эту книжку прочитает, а не понадобится — ну и фиг-то с ним…
— А что ты так яришься? — сказала Виктория. — В храм не на попа ходят смотреть, а на Бога.
— Какая ты умная, Вика. Поп их выгнал. Сирот обидел. А знаешь, в какой это день было? В самый главный такой христианский праздник, когда прощать положено. Прощеное Воскресенье называется. Я тут думала даже, когда с похорон вернулась, — может, и мне покреститься? Светлого чего-то хотелось. Чтоб настоящее. А теперь передумала. Что я там забыла? Чтобы поп на меня орал? На меня и так все орут: и реж орет, и ты вот, Морж, тоже…
— Нашли куда детей вести, — сказал Сигизмунд. — В Казанский собор! Нехорошее это место, музеем атеизма испоганенное. И сейчас там лучше не стало. Его новые мажоры обсидели. Они Боженьку боятся как налоговую полицию, только чуток поменьше… Вход сбоку, нищих — и тех нет…
— Нашел тоже показатель благополучия — нищие! — фыркнула Вика.
— Морж, слыхал, — Виктория у нас снова за границу лыжи вострит. Зачахла, видите ли. В языковую среду хочет. Знаешь, Морж, чего она на самом деле хочет? Сытости и благополучия. Буржуазности она хочет. Сквозняки ей здесь не нравятся.
— Меня, между прочим, мое место в университете ждать не будет, пока я тут с вами в смыслы жизни играю, — отозвалась Вика.
— А ты здесь науку двигай, — не сдавалась Аська. — На родине!
— Да кому здесь наука сейчас на хер нужна! — ответила аськина сестрица. — Вот если бы я попкорном торговала или там босоножками…
— Когда ты едешь? — спросил Сигизмунд. Ему вдруг сразу стало грустно.
— К концу месяца. Завтра в консульство пойду.
— А, — сказал Сигизмунд. И замолчал.

* * *
Во время чаепития в “Морене” Сигизмунд вдруг спросил Федора:
— Кстати, Федор, не проконсультируешь ли вот по какому вопросу: что положено человеку ожидать от крещения?
Федор сразу собрался и ответил четко и браво:
— Спасения и жизни вечной. — И осторожно запустил щуп: — А вы что, креститься надумали, Сигизмунд Борисович?
— Да нет, я так интересуюсь, теоретически… Меня мать еще в детстве покрестила, между прочим, в католичество… Мне тут вчера историю рассказали…
Выслушав аськину историю о Казанском соборе, Федор немного подумал и ответил решительно:
— Поп, конечно, говно. Мне вот отец Никодим не поленился полчаса мозги вправлять. А до остального, говорит, Федор, и сам дойдешь, если подопрет… Попы, кстати, тоже разные бывают. Бывают и ничего, а бывают — такие зануды! Но только на наше православие это не распространяется. Православие — оно правильное. Потому как четкое.
От спокойной казарменной убежденности Федора Сигизмунду вдруг стало значительно легче.
— Ты спроси еще этого своего отца Никодима: вот если человек умер и его кремировали — он точно потом не воскреснет или как?
Федор прищурился.
— Помер у вас кто, Сигизмунд Борисович? — очень осторожно осведомился он.
— Да нет, узнать просили… А я не знаю и узнать не у кого, разве что у тебя.
— Считается, что не воскреснет, — озабоченно проговорил Федор. — Но я на всякий случай еще проконсультируюсь дополнительно. Ладно, поеду. — И уже в дверях остановился. — Да, Сигизмунд Борисович, протрава кончается. Завтра привезли бы.
— Хорошо.
Федор ушел.
Светка стала собирать чашки. Она уже собралась идти их мыть, когда Сигизмунд сказал ей в спину:
— Светлана, бумаги для налоговой готовы?
Светлана замерла, излучая страх. Потом сказала:
— Нет.
— Слушай, чем ты занималась два дня? На кой нам штрафные санкции? Поставь ты эти чашки. Иди сюда.
Светка послушно сгрузила чашки, подошла к Сигизмунду и встала перед ним, сцепив пальцы.
— Что?
— Что с тобой происходит?
— Ничего.
— Ты работать собираешься?
— Собираюсь.
— Ты понимаешь, что у нас бюджет!.. — заорал Сигизмунд. — Вот так у нас бюджет!.. — Он провел пальцем по горлу. — Вот так!.. Еле сводим!.. Сейчас еще штрафные навесят!.. Ты это понимаешь, ты, бухгалтер!.. Ты на штате сидишь!..
— Понимаю, — совсем тихо сказала Светка.
— Кому мне зарплату не платить? — спросил Сигизмунд. — Федору или Людмиле Сергеевне?
— Мне, — прошептала Светка.
— Я тебя уволю! В чем дело? Да сядь ты.
Светка села. Помолчала еще немного. Глаза набухли слезами.
— Ну? — уже мягче повторил Сигизмунд.
— Я беременна, — прошептала Светка. — Анализы показали…
— Какой срок?
— Три недели…
— Сколько тебе нужно?
— Чего нужно?
— Денег, чего… Ты будешь прерывать?
— Я не знаю! — сказала Светка и бурно разрыдалась.
Сигизмунд дал ей время поплакать. На душе у него сгущались тучи. В маленьких фирмах, вроде “Морены”, главная нагрузка лежала на бухгалтере.
Потом Сигизмунд взял Светку за руки и проникновенно проговорил:
— Светлана. Мне нужен бухгалтер. Ты без меня знаешь, что беременная женщина — не работник. Кормящая — тем более. Если ты решишься… я тебе помогу. Ну, деньгами. Оформим. Не беспокойся.
— Что — “решишься”? — пролепетала Светка.
— Что, что… Муж-то у тебя бюджетник. Когда он в последний раз зарплату получал? Ты соображай. Ты ему сказала?
— Да…
— А он что?
— Говорит, сама решай…
— Ну вот ты и решай.
— Что?
— Света, я не смогу тебя держать в штате.
Светка встала. Лицо у нее разом сделалось мокрое: текло из глаз, из носа.
— Сигизмунд Борисович, можно, я уйду? — спросила она шепотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141