От нас требовали быстрых результатов. Время было такое…
— Угу, — сказал Сигизмунд. — И к чему вы это?
— Ваша девушка обладала малой “бытийной массой”. Вероятно, в скором времени ей предстояло погибнуть. Поэтому Анахрон ее благополучно переправил.
— А почему, кстати, ее перенесло не в приемную камеру? — спросил Сигизмунд.
Федор Никифорович пожал плечами.
— В ходе экспериментов подобные сбои наблюдались. Возможно, сказалась расфокусировка… Радуйтесь, что она не оказалась в двадцати метрах над землей… или под землей. Ничего удивительного. После того, как мы установили терминал на канале Грибоедова, землю еще несколько раз тревожили. Прокладывали метро, сейчас новую линию тянут…
Сигизмунд сжал зубы.
— Продолжайте, пожалуйста.
Федор Никифорович глянул на него хитро.
— Заинтересовались? Ну так вот. В своем времени ваша девушка обладала малой “бытийной массой”.
Сигизмунд вдруг вспомнил, что Лантхильда была близорука.
— Оказавшись здесь, — продолжал Федор Никифорович, — она… — Он замялся, подбирая слова. — Вы знакомы с мичуринской практикой? Черенок можно привить другому дереву… В нашем мире девушка была привита к новому стволу — и привита успешно. Вы говорите, она забеременела. В перспективе, судя по всему, у нее должно было появиться жизнеспособное потомство.
Сигизмунд яростно боролся с потребностью напасть на партийного старца и нанести ему увечье. “Жизнеспособное потомство”! Прямо как об овце рассуждает… Человек-винтик…
Если Федор Никифорович и подозревал о подавляемых порывах Сигизмунда, то виду не подавал. Продолжал невозмутимо:
— Таким образом, бытийная масса вашей подопечной резко увеличилась и — Анахрон не смог ее удержать. Вот тут-то и кроется, Стрыйковский, главная загадка… Не буду посвящать вас в теорию, это ненужно… Если воспользоваться грубой аналогией с удочкой, то рыба может сорваться с крючка. Это понятно. Но, будучи пойманной, снова самонасадиться на крючок, отправиться назад в воду и там отцепиться — такого просто не может быть. Поверьте, Стрыйковский, такого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. Все равно, что камень покатится вверх по склону горы.
— А дестабилизация Анахрона? Вы же сами говорили…
— Не городите чушь, Стрыйковский. Причем здесь дестабилизация?
Рыбка на крючке, стабилизация-дебилизация, бытийная масса… Блин!.. Сигизмунд не на шутку разозлился.
— Я не Стрыйковский! Морж моя фамилия! Сигизмунд Борисович Мо-орж!
Федор Никифорович хлопнул ладонью по столу.
— Пожалуйста, без истерик! Вы не у этого… как его… психоаналитика! Говорите, вы на машине? Поехали. Посмотрим место. Заодно хозяйство примете.
— Какое хозяйство? — ошеломленно спросил Сигизмунд.
— Ваше, товарищ Морж. ВАШЕ! Отныне — ваше. Спецовка у вас дома найдется?
— Скафандр, что ли?
— Неумно. Ватник есть, роба?
— Найдется. А мы что, прямо на зону? — глупо сострил Сигизмунд. — Номер там выдадут или здесь пришивать… из старой простыни.. “Ща” там, цифирки…
Федор Никифорович на эту выходку не обратил внимания. Полез в кладовку, вытащил оттуда окаменевшие кирзовые сапоги и… синий зековский ватник без воротника. Затем со страшным лязгом извлек старые ржавые ограждения с привязанными загодя красными тряпочками. Такие ставят дорожные рабочие.
— Несите в машину, — приказал Федор Никифорович. Сигизмунд только подивился: вот ему, Сигизмунду, почти сорок лет, генеральный директор — и какой-то ветхий полузнакомый старец гоняет его как мальчишку! Но закалка у Никифоровича была, как говорится, стальная: возражать ему было не проще, чем едущему на тебя танку.
И прихватив ограждения с кумачовыми тряпками, Сигизмунд потащился во двор. Никифорович сказал ему в спину, что сейчас, мол, выйдет.
Ждать старика пришлось долго. Сигизмунд с угрюмством стал уже подумывать, не хватил ли дедка удар, когда рядом с машиной нарисовалась неприметная фигура. Ничто в этой фигуре не ласкало глаз. В ватнике и кирзовых сапогах, в мятой кепчонке и “беломориной” на губе Федор Никифорович как на родного брата походил на дядю Колю-водопроводчика.
И с ходу напустился:
— Что вы тут стоите как столб? Грузите ограждения!
Сигизмунд послушно упихал одно ограждение в багажник. Второе не влезло. Сунул его на заднее сиденье. Никифорович уже сидел на “лантхильдином месте”, дымил.
— Поехали, — сказал он нетерпеливо.
Сперва ехали молча. Потом Сигизмунд, тяготясь молчанием, завел беседу.
— Я вот, гляжу, компьютер у вас, Федор Никифорович…
— Хорошая вещь, — охотно согласился старик. — Нам бы такое да в 38-м году! Ведь на логарифмических линейках первый Анахрон обсчитывали… А второй на “железных “Феликсах” и на “Мерседесах”… Вот вы человек молодой, небось, не знаете, что это такое…
— “Феликса” видел, — обиделся Сигизмунд. — Арифмометр как арифмометр…
— А “Мерседесы”?
— Тоже.
— Эх, вы… Это электрический арифмометр… Громадина такая, вроде носорога. Там, где считали, грохот стоял как в забое.
— М-да, — сказал Сигизмунд.
— Молодое поколение тех трудностей не знает, которые нам преодолевать пришлось, — молвил Федор Никифорович.
— У нас свои трудности, — сказал Сигизмунд. — Еще более трудные. Вот вы говорите — “бытийная масса” должна быть маленькой. Стало быть, бесперспективным должен быть человечишко, иначе не перенесет его Анахрон. А ежели хворые да убогие бы посыпались? Как бы вы от них получали строителей коммунизма?
— Понимаете, молодой человек, вы не думайте, что мы тогда глупее вас были. Аспид рассуждал так: чтобы зонд переносил людей физически крепких и обреченных на гибель в своем времени, требуется разместить его в таком месте, куда стекаются люди, соответствующие этим двум характеристикам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141