Топот ног в сенях, топот ног в комнате, и Минога подняла голову. Ясно — милиционер с понятыми и, конечно, Сулин. А также Сергей Иванович.
— Она? — утвердительно спросил милиционер и кивнул на Миногу.
— Ага, — сказал Сулин, выполняя обряд.
Минога встала со стула, сняла с вешалки плащ-болонью и, как есть в стёганом халате, пошла к дверям. Она отстранила милиционера и сказала:
— Пропусти, сопливец…
— Ответишь! — сурово пообещал милиционер.
— Брось… Ответила… — сказала она.
И вышла.
— Ну, граждане… — сказал милиционер. — Как вы её терпите, лохматую?.. Моя бы воля…
— Да ведь не твоя воля, — сказал Сергей Иванович. — А она город спасла.
Господи, духота какая! Как будто тебя сунули головой в заношенный валенок.
Все потянулись на воздух.
На заборе сидела ворона и держала во рту кусок сыра, который ей, видимо, послал бог.
Ну, стало быть, Сергей Иванович вошёл в стеклянное кафе-трактир при дороге — островок цивилизации.
Сергей Иванович сел за столик, рядом возникла официантка Соня — передник, блокнот, карандаш на верёвочке, бюст — всё как у людей.
— Что будем кушать, Сергей Иваныч? Холодец есть, хек жареный, борщок, «Плиска»?
— Суп молочный есть?
— Суп молочный — раз.
— Картофельное пюре есть?
— Я скажу — намнут. Полина! Сделай пюре картофельное Сергей Иванычу!.. Компотик будем на третье?
— На третье давай мне заведующего, — сказал Сергей Иванович.
— Фонин! Сергей Иваныч зовёт!
Из боковой двери вышел Фонин:
— Ну что?
— Разговор есть, — сказал Сергей Иваныч.
Фонин отодвинул стул, присел с краешку. Демонстративно.
— Надоел ты мне, Фонин… Наперёд знаю, что скажешь. — Сергей Иванович вытянул шею и стал Фонина передразнивать: — «Новое время сменяет старое… однако я это время в ладошках вынянчил, а ты пенки снимаешь…» Так, Фонин? А между прочим, герр Зибель за меня награду положил не меньше, чем за тебя.
Полина выглянула из раздаточного окошка:
— Чего это они?
— Да-а! — отмахнулась официантка Соня. — Партизанские батьки счёты сводят… Старые уже, а всё славу не поделят…
Открылась дверь, и на пороге возник человек в летах, тот самый, который на шоссе в чехарду играл.
Человек возникает на пороге, и тут же ветер-сквозняк, пронёсшийся по кафе, сдувает на улицу его шляпу.
— Простите, — говорит он. И исчезает.
А официантка Соня хохочет.
— А надоел я тебе — уходи, — угрюмо сказал Фонин. — Я тебя не звал.
— Не уйду, — сказал Сергей Иванович. — Следователя дождёмся столичного… Мимо ему не проехать. Гляди в оба. Твоя корчма на шоссе первая.
— Это не Минога убила, — твёрдо сказал Фонин. — Точно тебе говорю… Но эту стерву надо спасать.
— Кто знает… Может, и не она… Однако человек приедет для нас новый, но ценный, надо его в курс дела вводить, это вопрос кардинальный… Тут следствием не взять… Тут надо по совокупности обстоятельств… А что, если, не дай бог, это она Ваську кончила?..
— По совокупности обстоятельств её дело — табак, — сказал Фонин. — Припаяют — никакая амнистия не вытащит.
Тут снова открывается дверь, и на пороге опять тот же дядя. И опять у него ветер выдувает шляпу на улицу, и опять он исчезает с лёгким возгласом: «Простите…»
— Соня, кто это?
— Я почём знаю?
— Надо Аичку вызвать телеграммой, — сказал Фонин.
— Аичка приехала.
— Вот это номер! Вот это весёлый эпизод! — воскликнул Фонин. — Неужели служить решила в нашем захолустном городе?
Сергей Иванович покивал утвердительно и добавил:
— Опять будет со своими пионерами неизвестных героев обнаруживать.
Опять ветер-сквозняк махнул по кафе, и опять тот же мужчина стоит на пороге, придерживая шляпу.
— Дверь! — закричала официантка Соня. — Дверь держи!
Дверь с силой ударила мужчину пониже спины, и он влетел в кафе-столовую.
— Простите… — сказал он.
Никто ему не ответил. Он тихо уселся за столик, достал карандаш и взял меню.
— Гражданин, в меню писать нельзя, — говорит Соня-официантка.
— А мне мама, а мне мама целоваться не велит… Это слова песни, — отвечает тот. — Надо записать, пока не забыл… Вы знаете эту песню?.. Простите…
Все разглядывают его молча, потом с презрением отворачиваются.
— А кто следователь? — спросил у Сергея Ивановича Фонин. — Тут нужен крепкий мужик, иначе — всё. Пришлют мокрую курицу — ничего не втолкуешь.
— Обещали самого лучшего, — сказал Сергей Иванович. — Говорят, король… И фамилия будь здоров — Громобоев.
Человек обернулся.
— Вы меня?
— А вы кто такой? — спросил Фонин.
— Моя фамилия Громобоев, — ответил мужчина и надел шляпу, которую до сих пор почему-то зажимал коленками, от ветра, что ли?
Молчание наступило в кафе-таверне.
Полина высунула из раздаточной пегую причёску.
— Соня, обслужи товарища, — сказал Фонин.
Соня пошла к приезжему.
— Плохи наши дела, Серёга… — тихо сказал Фонин.
Сергей Иванович поднимается, Фонин поднимается, и они оба идут к Громобоеву.
А там уже Соня играет блокнотиком.
— Что будем кушать? — запевает она. — Есть холодец, хек жареный, «Плиска»…
Директор ошибался. Ничего нельзя начать с нуля. Потому что даже если построить завод в пустыне, то работать на нём будут люди. И хочешь не хочешь, придётся применяться к их возможностям и способностям. Хочешь не хочешь.
Городок вроде бы спал, и новым его можно было раздавить, а можно — разбудить.
Тогда этот городок проснётся и окажется талантливым.
Глупо отменять цивилизацию. Нужно просто её очеловечивать. Которая соответствует человеческой природе— та хороша, которая не соответствует — та никуда не годится.
(От автора. И действительно. Простой пример. Когда машина воняет, стараются заменить бензин, а автомобиль пока что не трогают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25