как идем на Совет, так они за нами – равноправие. А с женщинами серьезных дел не решить, – убежденно закончил мысль Ыттувьйи.
– На первых порах можете обходиться без женщин, – посоветовал Антон.
Это удивило Джона и остальных его спутников: должно быть, натерпелся равноправия от Тынарахтыны учитель, если сказал такое…
– В серьезных делах, – поправился Антон. – А когда речь идет о жилище, о запасах – тут женский совет нужен. А у меня к вам есть дело, давайте договоримся – мы вас будем снабжать тюленьим жиром, лахтачьей кожей, ремнями для арканов, моржовым мясом, а вы нас – оленьим мясом и оленьими шкурами.
– А чего тут договариваться? – удивился Ыттувьйи. – Сроду так было: у каждого приморского жителя в нашем стойбище был свой друг, который и снабжал его.
– С этими «дружескими» отношениями многие приморские жители остались без оленьих шкур и оленьего мяса и не все кочующие люди получали хорошую кожу на обувь, ремни… Пусть дружит Совет с Советом, – сказал Антон. – Это будет новая, революционная дружба, от которой выиграет каждый.
– И правда будет хорошо! – обрадованно воскликнул Ыттувьйи.
– Скоро мы пошлем к вам председателя нашего Энмынского Совета Орво, и он скажет, сколько и каких шкур нам нужно в этом году, сколько сухожилий для ниток, мяса на зимние трудные месяцы, а вы в свою очередь скажете, сколько кожи на подошвы вам нужно, какие ремни, сколько тюленьего жиру. Так и будем меняться.
– Мы с Орво всегда договоримся, – обрадованно сказал Ыттувьйи. – Это будет настоящая работа для Совета. А то сделали Совет, а чем заняться – не знаем.
Гости улеглись поздно, щедро накормленные пахучим оленьим мясом.
Антон долго не засыпал и все шептал дремавшему Джону:
– Таким образом, создадим первые наметки кооперативных отношений. Социалистические отношения между людьми родят новые потребности. Вот увидишь, Джон, как тут закипит жизнь через несколько лет!
Армоль мрачно сидел в чоттагине и смотрел на слабый огонек, горевший под неуклюжим сооружением, от которого отходил черно-синий граненый ствол винчестера. В жестяную кружку медленно, тоненькой струйкой капала мутноватая жидкость. Армоль судорожно глотал слюну и невесело думал о том, что каждый раз он наглатывается слюны больше, чем удается выжать из этого несовершенного аппарата.
Когда Антон, Тнарат, Джон, Гуват и другие мужчины селения уехали в тундру, Армоль пошел в ярангу Орво и взял муки и сахара, сколько ему было надобно. Старик пытался загородить дорогу, но Армоль твердой рукой толкнул его.
– Нужно будет – расплачусь пушниной, – сказал Армоль, насыпая муку в припасенный мешочек.
– Ты вор! – крикнул Орво, но Армоль только усмехнулся на это и аккуратно завязал початый мешок.
Решение, которое он принял, требовало немедленных действий, но струйка из ствола винчестера удержала Армоля, и дурная веселящая вода, огненной струей разливающаяся по жилам, путала мысли и сбивала движения рук.
Другого такого времени не будет. Армоль долго и мучительно ждал, подлаживался под новые порядки и даже пошел учиться русской грамоте.
А теперь – все. Пусть те, кто хочет, остаются при новой власти и строят счастливую бедность. Армоль не хочет жить в бедности. Он создан для другой жизни, и он это чувствует. Как все хорошо складывалось! Все увидели в нем преемника Орво, завидовали его богатству и уважали его. Он уже строил далеко идущие планы: после смерти Орво Армоль становится главой селения. Он не станет проповедником умеренности и взаимной выручки, как Орво. Весь Энмын будет у него в подчинении. Он перестроит ярангу, сделает из нее жилище белого человека, куда лучше, чем у Карпентера в Кэнискуне, купит настоящую моторную шхуну и будет торговать по всему Чукотскому побережью. Он уберет белых торговцев или подчинит их себе… Все люди будут ему повиноваться. И дело к этому шло, пока не появился этот Сон, который принес столько вреда Армолю, что другой давно убил бы его. И надо было это сделать в свое время. Да больно нравились старикам его разговоры о том, что все худое идет от белого человека. Армоль же видел, а потом и убедился окончательно: Джон был тайным большевиком! То, что его держали в сумеречном доме, не верили ему, – это никакого значения не имеет. Ведь он и сейчас говорит так, словно читает мысли Тэгрынкеу или же этого Антона! И оба взяли себе женщин Энмына! Пыльмау, которая судьбой была предназначена Армолю, досталась Сону, а Тынарахтына, которую честно отработал Нотавье, вдруг пошла к Антону!
Худая жизнь настает. Нужно уходить. Туда, где ценят отдельного человека, а не кучу бедняков. На другом берегу осталась старая вера в богатого человека. Там живут айваналины, Язык другой, но такая же одежда, те же байдары и вельботы, то же море. Надо уйти. Армоль достаточно накопил, чтобы начать новую жизнь на другом берегу. Там он не будет последним человеком, как здесь. Там он себя покажет… А может быть, когда-нибудь он вернется в Энмын хозяином парохода, пусть не такого большого, который приходил прошлым летом, пусть поменьше, но такого же белого. И земляки, которые почти перестали обращать на него внимание, будут ловить его взгляд.
Армоль вытянул содержимое кружки, зажмурился, почмокал губами и аккуратно задул пламя под самогонным аппаратом. Потом приладил винчестерный ствол на место.
Он глянул на верх полога: там лежали мешки с пушниной.
– Гальганау! – крикнул он в глубину полога. – Собирайся! Я решил!
Из полога выглянула взлохмаченная жена.
– Как мы бросим нашу ярангу, наших близких, кости наших предков! – запричитала она.
– Молчи! – прикрикнул на нее Армоль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188