Толстый ковер заглушал шаги капитана, и он неслышно вошел в салон.
Ринтын поздоровался.
– Идем на мостик,– пригласил капитан,– скоро будем отшвартовываться.
Капитан встал у окна, открыл его, рядом с рупором встал его помощник. Раздались слова команды. Причем капитан молчал. Командовал помощник.
Ринтын стоял сбоку и разочарованно наблюдал за капитаном. Чтобы не мешать, он незаметно вышел на палубу. Отсюда с высоты было очень интересно наблюдать за отходом корабля. Пароход медленно, словно нехотя, оторвался от причала и задом попятился в сторону. Затем замедлил ход, остановился и еле-еле двинулся вперед, одновременно поворачиваясь носом к выходу из бухты. Совсем рядом прошло гидрографическое судно “Темп”, несколько барж и буксирных катеров. “Анадырь” не спеша, на малом ходу выходил из бухты. Прошел мимо “мигалки” – маяка – у левого берега; поворот – и пароход обогнул мыс. Ринтын оглянулся назад. Ни одного домика Гуврэля не было видно, а впереди расстилался океан.
Прилипшие к бортам пассажиры молча прощались с Чукоткой. По железным ступенькам трапа Ринтын спустился на нижнюю палубу и пробрался на нос. Перегнувшись через фальшборт, он долго, пока не закружилась голова, смотрел, как все быстрее и быстрее резал воду нос корабля. За кормой запенилась проложенная пароходом дорога.
Ринтын ходил по кораблю, наблюдал, как укрепляли счетчик лага, похожий на будильник, опускали на подставки грузовые стрелы.
Берега Чукотки покрылись уже синей дымкой, когда Ринтына разыскал матрос и сказал, что капитан зовет его к себе.
В капитанском салоне был накрыт стол. За ним уже сидели несколько человек и капитан, без кителя, в белой рубашке.
– Садись, будем обедать,– пригласил капитан.
За едой капитан расспрашивал Ринтына о его жизни.
– Доктор говорил, что вы собираетесь в Ленинград?
– После окончания педагогического училища обязательно поступлю в университет,– ответил Ринтын.
– А кем вы хотите стать? – спросил помощник капитана.
– Я еще не решил,– покраснев, ответил Ринтын.
– Как же так? – удивился капитан.– Пора выбрать дорогу в жизнь. Почему бы тебе не стать моряком? Ведь чукчи прирожденные моряки. Между прочим, в Ленинграде есть учебное заведение, которое готовит специалистов арктического флота. Наш старший механик, Василий Степанович,– выпускник Арктического мореходного училища. А теперь вот здесь работает.
– Я уже был моряком,– ответил Ринтын и тут же поправился: – Правда, на маленькой шхуне.
– Тем более,– убежденно сказал капитан,– и опыт, значит, есть.
Ринтыну очень не хотелось огорчать этих людей, поэтому он ответил:
– Я подумаю…
– Надо обязательно над этим поразмыслить,– продолжал капитан.– С каждым годом увеличиваются перевозки для Чукотки. Работа здесь для непривычного человека трудная.– Капитан пододвинул Ринтыну второй стакан с компотом и, лукаво подмигнув, сказал:
– А ведь было бы здорово: подходит к Улаку белоснежный быстроходный турбоэлектроход и встает на рейде. С берега опускают вельбот, подходят к кораблю… Смотрят улакские охотники и никак не могут понять, кто же это стоит на капитанском мостике. Да никак это наш земляк! Вот здорово! Какомэй! – как у вас говорят.
Ринтын от смущения не отрывал глаз от стакана с компотом.
– Ну как, Ломоносов? – весело спросил помощник.
– Я все же сначала закончу университет,– смущенно пробормотал Ринтын.
Капитан разочарованно развел руками.
– Ну, брат, отказаться от такой сцены…
– Будут еще ведь другие ребята,– оправдывался Ринтын.– Многие из них с удовольствием станут капитанами. А университет в Ленинграде – это моя мечта.
Ринтын спал в капитанском салоне. Ему снился Ленинград, он ехал по Неве на белоснежном пароходе… Рядом стояли капитан парохода “Анадырь” и доктор Мухин.
19
Первые дни в педагогическом училище Ринтыну все учащиеся казались на одно лицо. Впрочем, это было уже с ним один раз, когда он попал на строительство аэродрома в Кытрыне: долгое время он не мог отличить одного грузчика от другого.
Несмотря на месячное опоздание, он быстро догнал своих товарищей по первому курсу. В этом год Въэнское педагогическое училище увеличило набор в два раза. Учебное Помещение и общежитие находились в одном здании, и теперь здесь было так тесно, что заниматься пришлось в три смены.
Поселок Въэн был одним из крупнейших административных поселков Чукотки. Он стоял в устье широкой реки, разлившейся при впадении в Берингово море в широкий лиман. За небольшой речкой Афонкой, протекающей по низине, тянулись невысокие сопки, на одной из них высились две семидесятиметровые радиомачты, поставленные американцами. Недалеко от этих мачт виднелись два длинных приземистых барака казарменного типа. В одном из этих домов должно было разместиться общежитие педучилища.
В бараках давным-давно никто не жил. Дожди и ветры сделали свое дело: привели их в ветхость. Бараки круглый год хранили набившийся за зиму снег и служили рыбохранилищем для всех желающих. Теперь возле будущего общежития с утра до позднего вечера свободные от занятий ребята готовили дранку, месили глину, просеивали песок, строгали доски.
Вместе с ними работали преподаватели и служащие учреждений Въэна. Зима была на носу, со дня на день должны были ударить морозы, и ремонт шел полным ходом.
Во всем Въэне не было ни грамма извести, а надо было побелить хотя бы внутренние стены будущего общежития. За Афонкой, впадающей в лиман, в излучине небольшой бухточки, называемой Собачьей, были залежи белой глины, которая заменяла въэнцам известь. На подвозку этой глины были назначены Ринтын, Кайон и русский юноша Саша Гольцев – тщедушный и белотелый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185