Это высокомерие, или адъюнкт дала ему над чем поразмыслить?
– Капитан, – начала Лорн, – я знаю, что в Кане идет призыв. Вы не могли бы придумать повод, чтобы деревенские захотели приехать в город?
– Приехать? Это проще, чем что-либо еще. В городе много чего есть. Кроме того, можно узнать все последние новости. Большинство крестьян понятия не имеют, что происходит в Генабакисе. Правда, они считают, что городские уж очень задирают нос. А могу я узнать, зачем?
– Можете, – Лорн смотрела, как солдаты расчищают дорогу. – Мне нужен список призывников, особенно за последние два дня. Те, что из города, меня не интересуют. Только из окрестных деревень. И только женщины и пожилые мужчины.
– Тогда список будет невелик, адъюнкт.
– Я надеюсь, капитан.
– Вы уже знаете, что скрывается за всем этим?
Не отрывая взгляда от работающих на дороге, Лорн ответила:
– Понятия не имею.
«Если так, – решил капитан, – то я покойный император».
– Очень скверно, – пробормотал он.
– Ах, да, – повернулась к нему Лорн. – Лейтенант Паран теперь в моем распоряжении. Я полагаю, вы внесете необходимые изменения.
– Как прикажете, адъюнкт. С бумагами я вожусь охотно.
Он чуть улыбнулся. Потом улыбка пропала.
– Лейтенант Паран сейчас уедет.
Капитан посмотрел на молодого офицера и улыбнулся. Работать с адъюнктом – все равно что быть червяком на крючке. Адъюнкт – крючок, на другом конце удилища – императрица. Пусть поиздевается.
Выражение лица Парана было кислым.
– Да, адъюнкт, – он сел на лошадь, отдал честь и поскакал по дороге.
Капитан посмотрел ему вслед, потом спросил:
– Что-нибудь еще, адъюнкт?
– Да.
Ее тон заставил его вздрогнуть.
– Я хочу узнать, что думает солдат о присутствии дворянина в структуре имперского командного состава. Капитан посмотрел сурово.
– Ничего хорошего.
– Продолжайте.
И капитан продолжил.

Шел восьмой день набора рекрутов. Штабной сержант Араган тупо смотрел перед собой, когда капрал втолкнул в комнату очередного молокососа. С Каном им просто повезло. Лучше всего ловить в мутной воде. Так сказал кулак Кана. Все, что слышали эти юнцы, были россказни. А от россказней не прольется кровь. От россказней вы не проголодаетесь, не промочите ноги. Когда вы совсем молоды и только-только перестали ходить пешком под стол, нет в мире оружия, которое было бы вам страшно, а россказни делают свое дело.
Старуха была права. Как обычно. Эти люди так долго находились в зависимости, что им начало это нравиться. Да, подумал Араган, с этого начинается обучение.
Это был неудачный день, местный капитан пришел, наорал и исчез, не рассказав, что, собственно, происходит. Мало того, минут через десять после данного инцидента из Унты прибыла адъюнкт императрицы Лейсин, воспользовавшись одним из этих проклятых Путей. Хотя капитан никогда ее не видел, от одного ее имени его бросало в жар. Истребительница магов, скорпион в арсенале империи.
Араган сидел, уставясь в стол, и ждал, когда капрал начнет говорить. Потом он поднял глаза.
Призывник, которого он увидел перед собой, озадачил его. Капрал открыл рот, собираясь произнести гневную тираду и выставить призывника за дверь. Но он закрыл рот, так ничего и не сказав. Инструкции кулака Кана были предельно ясны: если есть две руки, две ноги и голова – брать. Генабакская кампания была сущим адом. Все время требовалось пушечное мясо.
Он улыбнулся девушке, стоящей перед ним. Она полностью соответствовала описанию кулака. Пока еще.
– Ладненько, ты ведь понимаешь, что ты хочешь вступить в ряды малазанских военных моряков?
Девушка кивнула, холодно глядя на Арагана.
Лицо вербовщика застыло.
«Проклятье, ей ведь лет тринадцать, будь она моей дочерью… Но почему у нее такой взрослый взгляд?» В последний раз он видел такие глаза в Генабакисе, когда проходил с ротой по земле, которая пережила пять лет засухи и два года войны. Такие старые глаза бывают от голода и вида смерти.
– Как твое имя, дитя?
– Значит, меня возьмут?
Араган кивнул, у него внезапно разболелась голова.
– Ты получишь приписку через неделю, если у тебя нет особых пожеланий.
– Генабакская кампания, – тут же ответила девушка. – Под командованием верховного кулака Дуджска Однорукого.
Араган заморгал.
– Я сделаю заметку, – мягко сказал он. – Имя?
– Горечь. Меня зовут Горечь. Араган записал имя в книгу.
– Свободен, рядовой. Капрал расскажет тебе, куда идти. И смой грязь с ног, – добавил он, когда Араган какое-то время писал, потом остановился. Дождя нет уже несколько недель. А грязь у нее на ногах серо-зеленая, а вовсе не красная. Он отбросил перо и помассировал виски. «Ну, хотя бы голова проходит».

Джерром лежал в полутора лигах в глубь континента у старой канской дороги. Эта дорога до императорских времен редко использовалась с тех пор, как была построена новая вдоль побережья. Теперь путники, встречавшиеся здесь, были в основном пешими: местные фермеры и рыбаки со своим товаром. Повсюду валялись обрывки материи, поломанные корзины и рассыпанные овощи. Последним свидетелем исхода был мул, стоящий у обочины, утопающий ногами в горе риса. Он посмотрел на Парана, когда тот проехал мимо, своими огромными, влажными глазами.
Рассыпанные овощи были свежими, не более одного дня, фрукты и зелень начали портиться только теперь, под палящим солнцем.
Его лошадь шла медленным аллюром. Паран увидел в песчаной дымке первое строение торгового города. Никто не сновал между кирпичными домиками, ни одна собака не выскочила навстречу приезжему, видна была только телега без одного колеса. Дополнял картину неподвижный воздух и тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31