Единственный моряк, стоявший на часах, занервничал, отдавая честь магам. Порванный Парус остановилась и посмотрела на него.
– Седьмой полк?
Он кивнул, избегая ее взгляда.
– Да, третий отряд.
– Я и смотрю, что где-то я тебя видела. Передавай привет сержанту Ржавчине, – она подошла ближе. – Все неопределенно, солдат?
Он заморгал.
– В высшей степени, чародейка. Как всегда.
Порванный Парус посмотрела на Калота, который ждал у входа в палатку. Калот раздул щеки, состроив уморительную гримасу:
– Знает, что я его чую.
Она нахмурилась. Часовой, как она заметила, взмок под своим железным панцирем.
– Спасибо, солдат.
– Рад служить, чародейка, – он еще раз отдал честь, на этот раз резче и более по-человечески. «Долгие-долгие годы такой жизни. Знакома всем им, одна из Второй армии, старейшей силы, любимой императором. Рад служить, чародейка. Спаси наши шкуры, а мы спасем твою. Почти уже одна семья. Почему же я ощущаю себя такой отстраненной от них?» Порванный Парус кивнула в ответ на салют.
Они вошли в штабную палатку. Она тут же почувствовала запах силы, который раньше «чуял» Калот. От этого запаха у нее заслезились глаза. Голова заболела. Эти испарения она очень хорошо знала и терпеть могла с трудом, отчего головная боль только усиливалась.
В палатке дымные факелы освещали дюжину деревянных стульев в центре. Сбоку стоял маленький стол, на котором помещался кувшинчик разбавленного вина и шесть заляпанных стаканов, покрытых капельками конденсата.
Калот пробормотал:
– Как я ненавижу это, Худ его побери.
Когда се глаза привыкли к полумраку, Порванный Парус увидела знакомую фигуру. Человек положил изящной лепки руки на стол Дуджека, где лежали карты. Его малиновое одеяние колыхалось волнами, хотя сам он сидел без движения.
– И прямо сейчас, – прошептала Порванный Парус.
– Ты читаешь мои мысли, – шепотом ответил Калот, утирая глаза.
– Как ты думаешь, – спросила она, когда они уселись, – он изучает диспозицию?
– Верховный маг Лейсин, – фыркнул Калот, – не смог бы прочитать военную карту, даже если бы от этого зависела его жизнь.
– Сегодня придется потрудиться, – раздался голос с ближайшего стула, который был полностью погружен во тьму.
Порванный Парус хмуро глядела, как тьма рассеивается.
– Ты такой же мерзкий, как и Тайскренн, Хохолок. Радуйся, что я не решилась сесть на этот стул.
В воздухе медленно появилась полоска желтоватых зубов, потом возникли и прочие части тела Хохолка. Его плоский лоб и выбритый череп покрывали крупные капли пота, что было обычно: Хохолок мог потеть и в леднике. Он наклонил голову. На его физиономии были написаны самодовольство и напыщенность. Он поднял свои маленькие темные глазки на Порванный Парус.
– Ты ведь помнишь еще, как работать? – Он улыбнулся шире, отчего его и без того плоский нос, расплылся. – Это то, что ты делала, пока не начала якшаться с Калотом. Пока не растеклась.
Порванный Парус набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, но ее опередил Калот, обратившись к Хохолку.
– Все сказал, Хохолок? Мне напомнить тебе, что тебя лишили полномочий? – Он махнул рукой, словно отгоняя мрачные мысли. – Дело обстоит так, что это Порванный Парус Дуджек назначил командовать отрядом вместо Недуриана, безвременно погибшего в моттском лесу. Тебе может это не нравиться, но это так. Это твоя расплата за службу двум господам.
Хохолок нагнулся и стер пыль с атласных тапочек. Он каким-то образом умудрился не заляпать их уличной грязью.
– Слепая вера, дорогие друзья, она для дураков…
Он умолк, услышав, как хлопнул кусок ткани, завешивавший вход в палатку. Вошел верховный кулак Дуджек Однорукий, от него после утреннего умывания и бритья пахло коричной водой, на волосах около ушей осталось мыло.
Долгие годы Порванный Парус знала эти ароматы. Они означали надежность, безопасность, чистоплотность. Дуджек Однорукий олицетворял все эти вещи, и не только для нее, но и для всей своей армии. Он остановился теперь в центре первой комнаты и оглядел трех магов; она, в свою очередь, наблюдала за верховным кулаком, откинувшись на стуле и глядя на него из-под тяжелых век. Три года вынужденного бездействия при осаде, казалось, были бальзамом для стареющего человека. Он выглядел скорее на пятьдесят, чем на свои семьдесят девять. Взгляд его серых глаз был по-прежнему проницателен. Он держался очень прямо, отчего казался гораздо выше своего роста в пять с половиной футов. Одет он был в простые кожаные доспехи, где красной краски было столько же, сколько и пятен от пота. На месте левой руки болтался кусок кожи. На ногах его были простые сандалии.
Калот вытащил из рукава платок и бросил его Дуджеку.
Верховный кулак поймал платок.
– Что, опять? Проклятый брадобрей! – проворчал он, вытирая остатки мыла. – Он делает это специально, – Дуджек сложил платок и вернул его Калоту. – Итак, все в сборе. Прекрасно. Сначала текущие дела. Хохолок, ты договорился с теми парнями внизу?
Хохолок зевнул.
– Один из саперов, его зовут Скрипач, провел меня туда и все показал, – он перестал выщипывать нитки из парчового рукава и посмотрел на Дуджека. – Дайте им еще лет шесть-семь, тогда они, наверное, доберутся до городских стен.
– Толку от этого никакого, – сказала Порванный Парус, – о чем я уже заявляла в рапорте, – она покосилась на Дуджека. – Не исключено, что имперский суд получил его.
– А воз и ныне там, – произнес Калот. Дуджек заворчал, сдерживая смех:
– Ладно, слушайте внимательно. Два момента, – легкая усмешка исказила его покрытое шрамами лицо. – Первое: императрица послала Когтя. Он сейчас в городе, охотится за местными магами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31