Она жалела бы Шарля, влюбись он не в «эту милую девушку», как она называла Люсиль, а в какую-нибудь «злую женщину». Ей было невдомек, что первое, может, еще хуже. Глава 3 Клер Сантре обитала в роскошной квартире, доставшейся ей от покойного мужа. Правда, теперь апартаменты выглядела поскромней, чем в былые годы. Это проявлялось во множестве мелочей: мебели слегка поубавилось, голубые занавеси на окнах пережили уже не одну перекраску, приводящие официанты стали не такие вышколенные. К примеру, путались порой, какая из пяти дверей ведет из гостиной на кухню. И все же то была одна из лучших квартир на авеню Монтень, и приемы, которые давала Клер, считались весьма изысканными.Клер Сантре была высокая, худощавая, подвижная блондинка, хотя с тем же успехом могла бы оказаться и брюнеткой. Ей было за пятьдесят, однако выглядела она моложе. О любви рассуждала с веселой непринужденностью. Создавалось впечатление, что лично ее это больше не касается, хотя у нее и сохранились на сей счет приятные воспоминания. Такое амплуа располагало к ней женщин. А мужчины добродушно и шутливо приударяли за ней. Клер входила в ту славную когорту пятидесятилетних дам, что умудряются не просто выдерживать парижский ритм жизни, но и оставаться в моде, а то и сами задают тон. На ее званые обеды помимо прочих обычно бывала приглашена парочка американцев и один-другой венесуэлец. Своих она заранее предупреждала, что новички ничем не примечательны и званы по деловым соображениям. За столом их усаживали возле кого-нибудь из модных женщин. Они с трудом следили за беседой, теряясь в загадках и недоговоренностях, вежливо улыбались непонятным для них шуткам, а по возвращении в Каракас с восторгом рассказывали об этом обеде. Благодаря чему Клер обладала эксклюзивным правом на ввоз во Францию венесуэльских тканей или наоборот и виски на ее приемах всегда имелось в изобилии. Кроме того, она была ловка и если уж о ком плохо отзывалась — значит, без этого никак нельзя было обойтись, не рискуя показаться смешной.Добрых десять лет Шарль Блассан-Линьер оставался одним из столпов ее приемов. Он охотно одалживал деньги и никогда не напоминал о долге. Был богат, красив, говорил мало, но кстати. Время от времени он, по совету Клер, брал в любовницы одну из ее протеже. Обычно их отношения длились год, реже два. В августе он вывозил их в Италию; когда они изнемогали от парижской жары, отправлял в Сен-Тропе, а когда жаловались зимой на усталость — в Межев. Потом они получали дорогой подарок, и это служило знаком, что связь подошла к концу. Как правило, он не объяснял причин разрыва. А полгода спустя Клер снова брала его «под крыло». Но два года назад этот спокойный, рассудительный, практичный человек вышел из-под ее влияния. Он влюбился в Люсиль, а та была неуловима. Она оказалась остроумна, хорошо воспитана, умела держаться в обществе, но никогда ничего не рассказывала Клер ни о себе, ни о Шарле, ни про его планы. До знакомства с Шарлем она служила в одной из тех газет, что причисляют себя к левым, чтобы меньше платить своим сотрудникам — чем их прогрессивность и ограничивается. Работу она бросила, и никто не знал, что она делает целыми днями. Если у нее и был любовник, то не из их круга. Клер не раз подсылала к ней своих «мушкетеров», но впустую. Не зная, с какой стороны подступиться, Клер как-то предложила ей авантюру в бальзаковском духе — из тех, какими не гнушаются парижские светские львицы. Это обещало Люсиль норковое манто плюс прощальный чек от Шарля примерно на ту же сумму.— Мне не нужны деньги, — ответила Люсиль. — И я не занимаюсь такими вещами.Она произнесла это весьма сухо, глядя в сторону. На секунду Клер поддалась панике, но тут же нашлась — вот такие-то озарения и помогли ей сделать блестящую карьеру в свете. Она взяла Люсиль за руки.— Спасибо, дорогуша, спасибо. Я ведь люблю Шарля как брата, а вас совсем не знаю. Простите мне, я проверяла вас. Если б вы согласились, мне было бы страшно за Шарля, вот и все.Люсиль засмеялась, и Клер, в глубине души ожидавшая сцены умиления, пребывала в тревоге до следующего совместного обеда. Но Шарль не выказывал ничего необычного, и они успокоилась. Люсиль умела держать язык за зубами. Или умела забывать.Весенний сезон начался не особенно удачно. Клер мрачно просматривала список приглашенных. Первым, как водится, приехал Джонни — она его держала на подхвате. До сорока пяти лет Джонни был педерастом. Но теперь он уже не чувствовал сил для полночных свиданий с предметами своей любви после рабочего дня и светского ужина. И довольствовался мечтательными взглядами на красивых молодых мужчин во время приемов. Светскость убивает все, даже пороки. Да зачтется же ей! Тогда-то Джонни стал при Клер чем-то, вроде пажа. Он сопровождал ее на премьеры и званые обеды. Иногда принимал и своих гостей в ее доме, впрочем, с великим тактом. Вообще-то его звали Жан, но друзья сочли, что Джонни звучит веселее. Он не возражал. А лет через двадцать даже приобрел легкий англо-саксонский акцент.— О чем вы задумались, дорогая? Вас что-то тревожит?— Я тут размышляла о Шарле. И еще о Диане. Нынче она приедет со своим хахалем. Как-то я его видела. Боюсь, он не украсит приема. Не понимаю, как можно в тридцать лет и с такой внешностью быть столь мрачным.— Диана зря увлеклась интеллектуалами. Ей это не к лицу.— Интеллектуалы тоже порой бывают ого-го, — снисходительно возразила Клер. — Но Антуан не такой уж интеллектуал. Заведует отделом в издательстве «Ренуар». Ну что там за деньги платят? Гроши, сами знаете. А Диана, слава Богу, достаточно богата, чтоб…— Он не показался мне таким корыстным, — заступился Джонни, которому Антуан очень понравился.
1 2 3 4 5 6 7