«Сколько раз я слышала эту вещь в ту пору, когда была несчастна! Тогда она мне казалась навечно соединенной со страданием, точно намертво прилепленная на стекло переводная картинка». Уже не удавалось вспомнить, из-за чего или из-за кого она так страдала. «Наверное, начинаю стареть». Но эта мысль не принесла беспокойства. Она давно бросила копаться в себе, не стремилась посмотреть на себя со стороны, разобраться в чувствах. Просто жила сегодняшним днем, и этот день несся вместе с нею в порыве ветра. Глава 2 Шум мотора во дворе разбудил Шарля. Потом он слышал, как Люсиль, напевая, закрывает гараж, и в недоумении глянул на часы. Было восемь утра. На миг мелькнула мысль, не стряслось ли с ней что, но голос звучал весело, и он успокоился. Ему захотелось открыть окно и окликнуть ее, но он поборол искушение. Он знал: такой счастливой она бывает только наедине с собой. Шарль на секунду прикрыл веки. Впервые за это утро ему пришлось сдержать порыв. И на протяжении дня предстояло еще не раз делать это, чтобы не тревожить, не огорчать Люсиль. Лет пятнадцать назад он мог бы распахнуть окно, уверенно и просто позвать: «Люсиль, иди сюда, я проснулся». Она бы вернулась выпить с ним чашку чая. Сидела бы на краешке кровати, он бы плел что-нибудь смешное, и она б хохотала до слез. Он пожал плечами. Нет, и пятнадцать лет назад ему бы ее не рассмешить. Никогда он не был мастером развлекать, быть занятным. Лишь встретив Люсиль, он понял, что такое беззаботный человек. Учиться беззаботности долго и трудно, если не одарен ею от рождения.Взгляд его упал на пепельницу. Оттуда нагло торчала погасшая сигарета. Неужели вчера перед сном он забыл вытряхнуть пепельницу в камин? Нет, исключено. Значит, Люсиль заходила покурить. На краю постели, где она сидела, чуть смята простыня. Сам он всегда спал на редкость спокойно, никогда не сбивал белье. Горничные просто нахвалиться не могли. И вообще все находили в нем вот эти достоинства: спокойствие, сдержанность, прекрасные манеры. Тогда как в других — обаяние. Как бы он хотел им обладать! Назови его кто-нибудь обаятельным, он бы распустил хвост, как павлин. Некоторые слова беспокоили и мучили его подобно ускользающему воспоминанию: обаяние, раскованность, непринужденность, беззаботность. И еще, Бог весть почему, слово «балкон».Однажды он рассказал об этом Люсили. Разумеется, о «балконе», а не об остальном. «Балкон? — удивленно переспросила Люсиль. — Почему балкон?» Она несколько раз повторила вслух это слово, потом поинтересовалась, что он при этом представляет — один балкон или несколько. Он сказал, что несколько. Тогда она спросила, не связаны ли у него t балконами какие-нибудь детские воспоминания. Он ответил, что нет. Люсиль взглянула на него с интересом. И как всякий раз, когда в ее взгляде появлялось что-нибудь помимо привычной доброжелательности, в нем проснулась безумная надежда. Но она пробормотала что-то насчет небесных балконов Бодлера, этим все и кончилось. То есть ничем, как всегда. А ведь он любил ее. Настолько, что не смел выказывать всю силу своей любви. И не из опасения, что она могла бы ею злоупотребить. Просто ее расстраивало, когда он об этом заговаривал, Шарль уже потерял надежду, что она с ним останется. Она соглашалась, чтобы он ее содержал, не более. И он знал, что деньги интересуют ее меньше всего на свете. По крайней мере, так ему казалось.Шарль позвонил. Подобрав с пола «Монд», он попытался читать, но не мог сосредоточиться. Люсиль слишком быстро водит. Правда, спортивный автомобиль с откидным верхом, что он подарил ей на Рождество, весьма надежен. Он специально звонил приятелю из автомобильного еженедельника, чтобы выяснить, какая марка всего устойчивей и вообще лучше. А Люсили сказал, что купил первую попавшуюся под руку и модель эту выбрал случайно. Так вот, между прочим, взял да и купил машину. Она была в восторге. Но если сейчас позвонят, что на дороге разбился темно-голубой автомобиль с молодой женщиной за рулем, чьи документы… Он встал. Определенно, у него начинается помешательство.Вошла Полина с завтраком на подносе. Он улыбнулся:— Как там на улице?— Немного пасмурно. Но пахнет весной.Полине было шестьдесят лет, десять из которых она служила у Шарля. До сих пор она не проявляла склонности к поэтическим наблюдениям.— Весной? — машинально переспросил он.— Да, так сказала мадемуазель Люсиль. Она заходила на кухню взять апельсин и сказала, что едет кататься и что на улице пахнет весной.Экономка улыбнулась. Первое время Шарль опасался, что она возненавидит Люсиль. Месяца два Полина к ней присматривалась, а потом пришла к заключению, что у Люсили мозги десятилетнего ребенка, да и мсье недалеко ушел. Поэтому он не может оградить ее от житейских неурядиц. Значит, этим должна заниматься она, Полина. И Полина с завидной энергией принялась следить за тем, чтобы Люсиль не забывала отдохнуть, вовремя ела, поменьше пила. Люсиль, судя по всему, подчинялась ей охотно. Это была одна из маленьких домашних загадок, вызывавших недоумение и восхищение Шарля.— Она только взяла апельсин?— Еще просила передать вам, чтоб, когда выйдете на улицу, обратили внимание на весенний запах.Полина произнесла это ровным голосом. Понимает ли она, что Шарль выклянчивает послание от Люсили? Иногда Полина избегала смотреть ему в глаза. Он знал, что она осуждает его не за любовь к Люсили, а за то, как неистово, самозабвенно он любит. Кроме Полины об этом не догадывался ни один человек на свете. При своем здравомыслии, материнском и чуть снисходительном отношении к Люсили, она не могла понять его болезненной, ненасытной любви.
1 2 3 4 5 6 7