В траве не было никаких следов.
Машина была седаном «ЛаСалль», насколько я припоминаю, зализанным хамом с мощным восьмицилиндровым движком и рычагом передач, крепившимся к полу, – наверное, модель 1939 года. Нам так и не удалось ее раскочегарить, поскольку аккумуляторы давно сдохли, а бензин был на вес золота. Шла война. Чтобы купить пять галлонов бензина, нужно было иметьт особый купон, а купоны выдавали строго по норме. Люди их копили и тряслись над ними, но никто не жаловался, поскольку мы сражались с фашистами, и нашим танкам нужен был весь бензин для того, чтобы обрушиться на побережье Нормандии.
Оглядываясь сейчас на те времена, я ясно вижу, что основной причиной наших поездок в Вест-Энд по Божьим Дням к бабушке в гости было выхарить у нее купоны на бензин для «ЛаСалля». Она была старушкой и бензин ей был совершенно ни к чему. Однако машина ее была до сих пор зарегистрирована, и она по-прежнему каждый месяц получала купоны. Вот поэтому мы и ездили к ней домой по воскресеньям…
И что с того? – я б и сам так делал, если б у моей мамы был бензин, а у меня – нет. Мы все бы так делали. Это Закон Предложения и Спроса – и, в конце концов, сейчас настал последний бардачный год американского века, и народ занервничал. Куркули повылазили из чуланов, смурно бормоча чего-то о проблеме-2000 и затариваясь целыми ящиками говяжьего рагу «Динти Мур». Популярные сушеные фиги, равно как рис и баночная ветчина. Я лично запасаюсь пулями, у меня их уже много тысяч. Пули всегда будут в цене, особенно когда у тебя погаснет свет, сдохнет телефон, а у соседей подойдут к концу запасы еды. Вот тогда-то и поймешь, кто твои друзья. Даже ближайшие члены семьи обернутся против тебя. После 2000-го года в друзьях безопасно будет иметь только покойников.
Я раньше уважал Уильяма Берроуза, потому что он был первым белым, которого в мое время зацапали за марихуану. Уильям – это был Мужик. Стал жертвой незаконного полицейского налета у себя дома по улице Вагнер, 509, в Старом Алжире, дешевом пригороде через реку от Нового Орлеана, где он на время осел пострелять и покурить марихуны.
Уильям мозгов никому не трахал. Он ко всему относился серьезно. Когда Сделка Рузвельта провалилась, Уильям был На Месте, с пистолетом. Ха-бах! БУМ. Стой на месте. Я тут Закон. Он был моим героем задолго до того, как я о нем услышал.
Однако первым белым, которого в мое время загребли за траву, он не был. Нет. Первым был Роберт Митчем, актер, которого арестовали тремя месяцами раньше в Малибу – прямо на пороге укромного пляжного коттеджа, за владение марихуаной и по подозрению в приставании к несовершеннолетней девочке 31 августа 1948 года. Помню фотографии: Митчем в майке рычит на легавых, а море вздымается за ним и пальмы трепещут на ветру.
Да, сэр, вот был мой мальчонка. Митчемом, Берроузом, Джеймсом Дином и Джеком Керуаком меня так серьезно пришпорило, не успело мне и двадцати исполниться, что назад уже дороги не было. Купил билет – ехай.
Так добро пожаловать на Дорогу Грома, старина. Это был один из тех фильмов, которые захватили меня, когда я был слишком молод, чтобы сопротивляться. Он убедил меня, что если ездить – так на максимальной скорости, в машине, где вискач плещется через край, и я так и езжу с тех пор, хорошо это или плохо.
Девчонке на фотографиях с Митчемом на вид было лет пятнадцать, на ней тоже была майка, из под которой выпирал элегантный сосок. Фараоны пытались прикрыть ей грудь пыльником, выволакивая их из дому. Митчему также предъявили обвинения в Педерастии и Содействии Преступности Малолетних.
В те годы у меня были свои заморочки с полицией. В пятом классе меня официально задержало ФБР за то, что я опрокинул почтовый ящик США перед автобусом. Вскоре после этого я стал частым арестантом разных тюрем американского Юга по обвинениям в пьянстве, воровстве и хулиганских действиях. Меня называли преступником, и примерно в половине случаев люди были правы. Я был полноправным Малолетним Преступником, и у меня была куча друзей.
Мы угоняли машины, нажирались джином и по ночам гоняли на полной скорости в такие места, как Нэшвилл, Атланта и Чикаго. В такие ночи нам требовалась музыка, и обычно ее нам предоставляло радио – 50,000-ваттные станции с хорошей проходимостью сигнала, вроде WWL из Нового Орлеана или WLAC из Нэшвилла.
Вот тут, наверное, я и облажался – когда слушал WLAC и гнал всю ночь по Теннесси в краденой машине, которой не хватятся еще три дня. Так я узнал, кто такой Хаулин Вулф. Мы его не знали, но нам он нравился, и мы понимали, о чем он говорит. «Я Чую Крысу» – чистый памятник рок-н-ролла аксиоме, гласящей: «Паранойи не бывает». Вулф запросто сносил крыши, но в нем была и меланхолическая сторона. Он мог выдрать тебе сердце как хонки-тонк наихудшего пошиба. Если история будет судить о человеке по его героям, как утверждают, то пускай в записи внесут, что Хаулин Вулф был одинм из моих. Он был монстром.
Музыка для меня всегда была делом Энергии, вопросом Горючки. Сентиментальные люди зовут это Вдохновением, но на самом деле они имеют в виду Горючку.
Горючка мне всегда была нужна. Я – ее серьезный потребитель. Бывают ночи, когда я по-прежнему верю, что машина с топливной стрелкой на нуле протянет еще 50 миль, если радио у тебя на полную катушку орет правильную музыку. Восьмицилиндровый «кадиллак» поедет на 10-15 миль быстрее, если ему вкачать полную дозу «Кармелиты». Проверено неоднократно. Именно поэтому на стоянках дальнобойщиков на Шоссе 66 около полуночи можно найти так много «кадиллаков». Это Сутенеры Скорости, и заправляются они больше чем бензином. Понаблюдайте некоторое время за таким местечком и заметите схему:
1 2 3