Так на палубе постоянно будет кто-то опытный“.
Лоуренсон мгновенно проснулся. „И по какой системе мы будем дежурить?“, – сказал он быстро.
Майер улыбнулся, наматывая канат на ладонь. „А я думал, что ты бывалый моряк, Лоуренсон. Одна смена дежурит, пока спит другая. По четыре часа. Это значит, что четыре часа ты работаешь, потом спишь“. Он замолчал на секунду. „И лучше бы тебе высыпаться пораньше, черт, силы тебе понадобятся“.
Лоуренсон почувствовал прилив паники. Он попытался поймать взгляд Энн, но она смотрела вниз, на палубу.
К тому моменту, когда поднялось солнце, „Себастьян“ был в открытом море и держал курс на север, к Бермудам. Море было тихим. Майер и Ибл по очереди стояли за штурвалом. Энн приготовила завтрак, а Лоуренсон изо всех сил старался понять основы мореходства.
В полдень Майер замерил высоту солнца секстантом. „Посмотрите получше на эту сушу“, – крикнул он, указывая на Сент-Сир на горизонте. „Она последняя, что вы увидите за неделю“.
Днем Ибл показал Лоуренсону, как вести судно по компасу. День тянулся медленно и он уже чувствовал усталость, когда Майер позвал его на дежурство с восьми до двенадцати. „Вперед Лоуренсон, шевели булками. Мы с Энн пойдем поспим“.
Лоуренсон правил около часа, но понял, что ему трудно сконцентрироваться. Кокпит был над каютой Майера и он тщательно прислушивался к любым звукам оттуда.
Майер появился ровно в полночь и Лоуренсон отправился вниз будить Энн. Она уже встала.
„Как ты себя чувствуешь?“ – спросил он.
„Нормально. Что-то не так?“
Слова вылетели из его рта быстрее, чем он успел подумать. „Не давай ему доставать себя, – прошептал он. – Позови меня, если что“.
Она улыбнулась и нежно его поцеловала. „Не волнуйся. Ничего не случится“. Потом быстро, по-хозяйски она прошла через каюту к люку.
На следующий день ветер был спокойным, и чтобы поймать его, Майер поднял большой кливер. „Позже можно будет поднять спинакер [3]“, – сказал он. „Извлечем пользу из каждого дуновения“.
В полдень он отправил Лоуренсона на бушприт [4]натягивать кливер. Когда верхушка паруса упала в воду, Майер взорвался. „Бесполезная скотина! Ты хоть что-нибудь вообще умеешь?“
Лоуренсон сжал зубы и промолчал. Позже, во время смены вахт, он застал Энн одну в каюте. „Когда-нибудь мне придется врезать этому волосатому мелкому ублюдку по морде“, – прошептал он.
Она старалась не смотреть ему в глаза. „Все-таки, – сказала Энн, – ты в самом деле уронил парус“.
„О, Господи“, – сказал Лоуренсон. „Он мог хотя бы не придираться ко мне по этому поводу“.
Ночью, после смены вахт, он почти час лежал на койке, внимательно прислушиваясь к звукам с палубы. Он слышал, как они говорят, но не мог разобрать о чем. Разговор прерывался долгими паузами и, наконец, Лоуренсон не выдержал.
Со стучащим сердцем, он забрался по лестнице на палубу. Энн сидела в кокпите, держа руль, а Майер стоял сзади, держа руки у нее на плечах. Она улыбалась, и ее светлые волосы блестели в лунном свете. Лоуренсону показалось, что руки шкипера медленно двигаются к основанию ее шеи.
Майер поднял на него глаза. „Какого хрена ты здесь забыл, Лоуренсон? Тебе лучше бы хорошенько выспаться, когда я разбужу тебя в полночь“.
Лоуренсону захотелось врезать по его самоуверенной физиономии. „Мне надо в туалет“, – сказал он.
„А на хрена, ты думаешь, нужен гальюн?“, – отчеканил Майер, не снимая рук с плеч Энн.
Лоуренсон направился к корме, смотря вперед. „Здесь поудобнее“, – пробормотал он.
По дороге к люку он прошел мимо Майера и шкипер смерил его взглядом. „Полегче стало?“, – сказал он, слегка улыбаясь.
„Угу“, – промычал Лоуренсон, поворачиваясь к люку. Он обернулся и взглянул на Энн. Она снова улыбалась, и теперь он был абсолютно уверен, что руки Майера двигались по ее плечам.
На следующий день Майер не оставлял его ни на минуту:
„Лоуренсон, вычисти камбуз. Воняет, как в свинарнике!“
„Лоуренсон, приведи в порядок сумки с парусами, они в лазарете. Они понадобятся мне в готовности, если мы попадем в шквал“.
„Лоуренсон, спускайся сюда и выкачай воду с днища. У нас и без сотен галлонов морской воды хватает мертвого груза на борту“.
Днем, согласно прогнозу Майера, они вышли в Саргассово море. Оно было похоже на огромное грязное озеро посреди океана. Множество саргассовых водорослей клочьями проплывали мимо судна. Паруса колыхались и подрагивали на угасающем ветре, и даже легкий надувной кливер был почти бесполезен. У „Себастьяна“ не было двигателя, и Майер решил покорно дрейфовать в штиле столько, сколько Богу будет угодно. „Я ни черта тут не могу сделать“, – сказал он, пожимая плечами. „Будем пытаться двигаться дальше и молить о ветре“.
Во вторую их ночь в штиле дежурил Лоуренсон. Он и Ибл сидели друг напротив друга в кокпите. После часа нервного молчания, только мачта скрипела над их головами, Лоуренсон встал и пошел вниз. Спустившись по лестнице в каюту, он почувствовал, что Энн нет в ее койке. В каюте стояла кромешная темнота, и он ощупал холодные помятые простыни, слабо надеясь на то, что найдет ее в них.
Потом он заглянул в камбуз, зажег спичку и убедился, что там никого нет. Ее не было на палубе, значит она в одном из двух мест – в гальюне, или в каюте Майера.
Он пошел назад на корму, часто дыша. Обе двери были закрыты, и он ничего не услышал. Он тронул дверь в гальюн, собираясь толкнуть ее.
Но не мог. Ничто не могло заставить его постучать или позвать Энн.
1 2 3 4