Это просто ещё одно ничто, ещё один жест, ложь. Иногда жизнь – такая бородатая шутка. Ещё одна ночь в номере какого-нибудь отеля, в каком-нибудь городе, в какой-нибудь стране, где-нибудь. Я курю такие ночи одну за Другой, как сигареты. Эти номера – светящиеся кубики. Ночи – швы, что держат меня воедино. Все лица отпали, я никого не вижу в этом сне. Айзек Хейз на кассете поёт «Проходи». Я раньше ставил её, когда мне бывало одиноко. Когда я ставлю песню теперь, я слышу её иначе. Не такая хорошая. Мне нужно выйти из этой комнаты и глотнуть немного воздуха.

21 марта 1989 г. Амстердам, Голландия: Прогуляться от гостиницы до центра города и не попасть под машину, велосипед или трамвай – уже победа. Я прикидываю, сколько туристов прикончили летучие голландцы Амстердама. Бьюсь об заклад, постоянные жители Амстердама туристов и любят, и ненавидят. Любят деньги, которые те приносят в город, и точно так же ненавидят их грубость. Сегодня утром, по дороге в музыкальный магазин я слышал, как группа молодых людей говорит по-английски. Они окружили большую стаю голубей и пинали их до смерти. Один сказал: «Зырь, какие орлы!» Другой сказал: «Где мой двадцать второй калибр, всех бы перебил!» Проходя мимо, я изо всех старался выглядеть датчанином. Туристы покупают блоки сушёного собачьего дерьма, думая, что это гашиш. Бегут назад в свои гостиницы и выкуривают это, думая, что город настолько крут, что можно покупать эту дрянь прямо на улицах. Какой-то датский парень с полными карманами гульденов хохочет до упаду – США благодарит. Видит, как на перекрёстке срет собака, и говорит с лучшим калифорнийским акцентом: «Гашиш, чуваки, потрясно!» Голландцы овладели искусством отвечать невозмутимо. В таких случаях чувствуешь себя невероятным идиотом. Неважно, что спрашиваешь, – тебе ответят, словно по учебнику русской истории. Чем больше энергии вкладываешь в вопрос или приветствие, тем скорее тебя затормозит медленная, размеренная речь с более правильной, чем у тебя, грамматикой. А если вздумаешь отпустить шутку, голландец отступит ещё на десять здоровенных шагов по коридору бесконечного мороза.
К теме убийственных тенденций голландских дорог. Я заметил одну штуку с водителями. Их глаза удивительно интенсивно сфокусированы на чём угодно – кроме того, что прямо перед ними. Сегодня я слышал множество гудков, и вслед за ними – рёв и вопли на французском, немецком, английском и испанском, но ни одного крика на голландском.
Ага – все туристы. Будьте осторожны, беспечные путешественники, жалко, если вас «Америкэн Экспрессом» отправят домой в Карбондейл, Иллинойс, в мешках для трупов марки «Евро-Отдых».

22 марта 1989 г. Ниймеген, Голландия: Заправляюсь посредственным кофе в разрисованной граффити комнате за кулисами. Внутри холодно, снаружи темно и дождливо. Это место напоминает мне один зал в Австралии, где я выступал несколько месяцев назад. Там была такая раздевалка с дохлыми тараканами на полу, и всё вокруг было усыпано их маленькими крылышками. Сегодня вечером у меня В ушах хлопают тараканьи крылья – ломко хрустящие, низколетящие, без усилий сочиняющие блюзы. В другой комнате клуб показывает живые видеокадры «Black Flag». Из-за стены громыхает песня «Всовывай». Жизнь помыкает тобой, ловит тебя в свои сети, смущает и путает тебя. В такие ночи убиваешь время, ждёшь своего выхода, чтобы истечь кровью перед посторонними людьми. Этим я и занимаюсь. Когда я езжу на гастроли за границу, мне на ум приходит понятие «назад в мир». Когда я возвращаюсь с гастролей и должен иметь дело с теми, с кем я не говорил месяцами, мне становится ясно, что я не имею ничего общего ни с кем из них. Будто схожу с космического корабля, а мир вне гастролей – какая-то чужая планета. Я могу только держать себя в руках, сколько смогу, и как можно быстрее свалить отсюда. Мне нечего делать с ними и с миром, в котором они живут. Единственное место, куда можно вернуться, – гастроли да гостиничные номера вроде этих. Здесь лучше просто пережидать. А что ещё остаётся? Ничего. По крайней мере, для меня.

Апрель 1989 г. Монреаль, Канада: Я не могу найти её. Везде ищу. Вдобавок ко всему, я устал от чувства. Я хочу усвоить урок. Я хочу узнать, может ли моё сердце быть разбитым. Оно действительно тяжёлое, как железо, или это я выпотрошен? Я хочу встретить женщину, которая заставит меня затормозить и прислушаться к тому, что она может мне сказать. Такую, чтобы у меня челюсть отвисла. Женщину, у которой найдётся для меня немного времени. Ту, что не будет на меня бросаться. Ту, что уважает себя, у которой есть понимание себя. Где она? Я хочу, чтобы она оказалась здесь прямо сейчас. Я в отёле, где также работают проститутки. Войдя, я увидел, как молодого человека одна шлюха тащит за собой; он выглядел слегка испуганным. Человек за конторкой взглянул на юношу, словно перед ним был просто ещё один мудак. Какой здесь перекосоебленный номер. Всё это кончится ещё очень не скоро. Нужно немного поспать. В соседнем номере вопит женщина.

10 октября 1989 г. Канада, Торонто: После концертов я сижу на полу весь в поту. Иногда от меня валит пар. Подходят люди и заговаривают со мной. Толку от меня сейчас мало. Я могу только притворяться, что слышу их. Меньше всего на свете я хочу сейчас говорить. Мне нечего сказать кому-либо. Наверное, я всё уже сказал. Люди, что хотят поговорить, обычно дружелюбны и действительно классные. Чёрт, они пришли на концерт и достаточно думали о том, что сделано, чтобы вернуться и поговорить об этом. Я уважаю такое. Иногда бывает слишком много народу, как вчера вечером. Утратить cамообладание очень легко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84