Банки тоже закрыты. Вам рассказали бы какую-нибудь историю, чтобы успокоить до утра понедельника. Но к тому времени, когда вы стали бы подозревать, что с чеком не все в порядке, Дарроу был бы далеко…Да, – протянул он, – я думаю, что именно в этом была причина всего того, что вам наговорил Дарроу, причина всех его приготовлений.
Его взгляд, который до этого был сконцентрирован где-то внутри, вновь обратился на Рассела, а тон опять стал деловым.
– Придется мне просить авиакампанию аннулировать ваш заказ на билет, – сказал он, – надеюсь, вы понимаете…
Вошла стенографистка с показаниями Рассела. Когда тот взял их, чтобы проверить и подписать, зазвонил телефон.
Просматривая показания, Рассел краем уха прислушивался к вежливому телефонному разговору по-испански. Повесив трубку, Квесада сказал:
– По-видимому, у вас здесь есть друзья. – Он показал на телефон. – Кто-то уже звонил по поводу вас консулу и тот спросил меня о вашем положении и о моих планах. Я сообщил ему, что вы уже уходите.
Комиссар прошел к двери и открыл её, глаза его вновь стали жесткими.
– Сегодня вечером вы сделали большую глупость, – сказал он, – причем отнюдь не в панике, как утверждаете. Будем надеяться, удастся доказать, что рассказали вы правду… Спокойной ночи, мистер Рассел.
В приемной, где сидели четверо, было душно и влажно после кабинета с кондиционером. Трое присутствовавших были полицейскими, но Рассел видел только девушку, которая поднялась ему навстречу и улыбнулась.
– Это вы звонили консулу? – спросил он.
– Я думала, что кто-то должен это сделать, – ответила Клер. – Кто знал, что ещё может произойти, а они, – она кивнула на двух детективов и стенографистку, – сказали, что я могу воспользоваться телефоном, так что… – Она сделала паузу и добавила, – Так все в порядке? Вы уже можете идти?
От этой самой приятной неожиданности, которая случилась с ним за столь долгое время, он с трудом нашелся что ответить. Мысль о том, что она сделала, сам факт, что она ждала его, сочувствие, которое подсказало ей так поступить, высекли в нем искру, стремительно разжегшую пожар, странным образом лишивший его дара речи. Джим откашлялся и улыбнулся ей, млея от счастья и забыв про все неприятности.
– Пойдемте, – сказал он, так как ничего другого не пришло в голову. И он взял её за руку и повел.

10

В тот вечер рано взошла луна, но когда Джим Рассел с девушкой спустились по каменным ступеням, она уже скрылась. Он повел её, совершенно не представляя, куда, через миниатюрный сквер, именовавшийся «Лоттери Плаза», и мягкая нежность звездной ночи охватила их, и он чувствовал себя так, словно окунулся в новый мир, мир новых, непривычных для него чувств.
На другой стороне улицы стоял потрепанный автомобиль, и увидев экскурсионный значок на ветровом стекле, Джим остановился справиться у водителя, крупного мулата в помятом костюме и соломенной шляпе, сколько тот возьмет до отеля.
– Доллар с четвертью.
– Даю доллар.
– Уже слишком поздно, сэр.
Рассел чувствовал себя настолько уверенно, что решил поторговаться.
– Доллар, – покачал он головой, отступая назад.
Водитель улыбнулся, вышел и открыл заднюю дверь.
– Я считаю, лучше ехать, чем стоять на месте, – признал он, – но эти чертовы развалюхи жрут такую уйму бензина…
Рассел был готов согласиться, ибо на вид автомобилю было не меньше двадцати лет и сзади у него оказалось больше места, чем на обоих сиденьях в современных машинах. Зато когда автомобиль двинулся, они удобно вытянули ноги и откинулись назад на потертых кожаных сидениях, и руки их касались друг друга.
Секунду или две Рассел размышлял, не обнять ли плечи, которые оказались так близко. Ему казалось, что как раз это и нужно сделать, к тому же у него было чувство, что она не станет возражать. Собственно, колебаться его заставляла не робость, а просто понимание того, что сейчас все чудесно, и боязнь все испортить. Так что он только слегка повернулся, чтобы её лучше видеть, ощущая приятную тяжесть её руки, и внезапно обнаружил, что рассказывает ей все, что случилось, и у него растет чувство, что она его девушка, что он знает её уже много недель. Ему не пришло в голову, что их толкнуло друг к другу общее чувство одиночества и опасности; просто он знал, что это так.
Она слушала, время от времени поднимая на него глаза, так что он мог видеть нежную линию рта и пляшущие огоньки в её глазах – отсветы проносившихся мимо уличных фонарей. Автомобиль катился мягко, двигаясь плавно, хотя и медленно, водитель скромно помалкивал, а они разговаривали вполголоса, размышляя над тем, кто убил Макса Дарроу, и не находили ответа. Затем, когда они ехали по почти опустевшей Виа Эспанья, она заговорила о своем отце.
– Он был лоцманом? – спросил Рассел.
– Да. До тех пор, пока его не заставили уйти в отставку… Я считаю, что это очень глупый закон, – добавила она с неожиданным возмущением. – Это все правительство…
– Да?
– Каждый, кто работает здесь на них, должен уходить в отставку в шестьдесят два года. И не только уходить в отставку, но и уезжать.
– Уезжать из страны?
– Нет, уезжать из зоны. Так как здесь все принадлежит государству. До тех пор, пока вы работаете на них, можете арендовать квартиру. А когда вы ушли в отставку, вам предоставляют какое-то время для подготовки к отъезду. Можно переехать в отель «Тиволи», но только на шестьдесят дней или что-то в этом роде. Затем вы можете попытаться найти себе место в Панаме или вернуться домой. Моему отцу так здесь нравилось…
– Потому он и остался.
– Но он не мог просто сидеть, ничего не делая в свои шестьдесят два года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61