Он сам спросил, сколько времени, и я посмотрела на часы. Если точно, было девять часов тридцать пять минут. После этого я ему и сказала, что вот-вот придет домработница. Жаль, что так получилось: он пришел по моему приглашению, а я его даже ничем не угостила. Я приготовила для него виски, которое пьет муж, и легкую закуску, но забыла ему предложить.
– Значит, получилась, что Цумура целый час играл на пианино и так и ушел, ничего не выпив и не поев?
– Да. При этом он еще и благодарил меня. Сказал, что сегодня он играл с особенным настроением. Я пригласила его прийти в следующий раз, когда будет дома муж. На это он сделал мне комплимент: он сказал, что мой муж счастливый человек, потому что у него такая хорошая жена.
– Одним словом, произошло следующее. Из-за того, что в темноте вы почувствовали себя неловко, Цумура начал играть на пианино, и вскоре от музыки вы оба как бы опьянели. Я правильно вас понял?
– Киндаити-сэнсей, большое вам спасибо. Вы все правильно поняли.
– Цумура-сан не упоминал, хотя бы вскользь, что его кто-то ждет в его бунгало в Асамаин? – спросил Хибия.
– Нет. Напротив, когда я вышла проводить его на крыльцо, я сказала, что ему, наверно, будет грустно одному, когда он вернется домой, на что он ответил, что привык к одиночеству.
– Этот последний разговор состоялся после того, как вы посмотрели на часы? Когда вы вышли на крыльцо, то уже, наверно, было минут сорок десятого?
– Да. Но это не все. Дело в том, что Цумура-сан очень рассеянный человек и все время что-нибудь забывает. Вот и на этот раз, когда после его ухода я вернулась в комнату, то увидела, что он забыл на пианино папку для нот. Я побежала за ним. Добежав до поворота в сторону Асамаин, я увидела идущего впереди человека и негромко окликнула: «Цумура-сэнсей!..» Этот человек резко обернулся и побежал в сторону отеля «Такахара». Хотя было темно, хоть глаз выколи, но откуда-то все же пробивался слабый свет. Тогда я не могла определить, кто бы это мог быть, но сейчас мне кажется, что это был мой отец.
Хироко вытерла слезы и шмыгнула носом. После недолгого молчания Киндаити спросил:
– Как вы думаете, ваш отец догадался, кто был у вас в гостях?
– Я не знаю, в какой момент отец подошел к дому, но у него тонкий слух. Поэтому, я думаю, он сразу определил, что это не я играю на пианино, а профессиональный музыкант. К тому же дом у нас небольшой, и голоса тоже можно расслышать. Но я думаю, что впотьмах наш разговор звучал довольно странно.
– Что вы имеете в виду?
– Мы ни о чем серьезном не говорили, только о Листе или Шопене. Но могло сложиться впечатление, что мы говорим об этом из опасения, что нас могут подслушать. Ничего удивительного, что отец был расстроен и взволнован.
– В самом деле, какое непочтение к своему родителю! Значит, ваш отец положил зажигалку на видное место, чтобы вы поняли, что он все знает, и задумались над своим поведением. И, конечно, он затем стал следить за Цумура.
– Да, я тоже так думаю.
– Вы вскоре догнали Цумура?
– Да, когда он уже повернул в сторону Асамаин. Он извинился за свою оплошность. Я некоторое время наблюдала за его удаляющейся фигурой, и мне не показалось, что он торопится. В одной руке у него был атташе-кейс, и он медленно, наклонившись вперед, поднимался по склону. И еще мне почудилось… У меня еще раньше сложилось впечатление, что Цумура-сан что-то гнетет, будто он ощущает на себе груз какой-то вины.
– Вины?… – с удивлением переспросил Киндаити. – Какой? Перед кем?
– Сначала я подумала, что его мучают угрызения совести из-за встречи со мной, но сейчас мне кажется, что дело не только в этом. Какое-то тяжелое чувство не оставляет его ни на минуту, беспокоит…
Киндаити и Хибия переглянулись. Не может ли быть, что он опрометчиво выдал какую-то тайну Тиёко, из-за чего погиб Ясухиса Фуэкодзи, и теперь мучается чувством вины? А когда он встретился с человеком, имеющим к ней отношение, это бремя стало еще тяжелее?
– Как вы думаете, сколько минут могло потребоваться Цумура, чтобы дойти до своего бунгало в Асамаин?
– Не могу сказать, я ведь не знаю, где именно находится его дом.
– Хибия-сан, а вы можете предположить?
– Это зависит от того, как быстро он шел. Если идти очень медленно, то потребуется минут двадцать, а может, и больше.
– Тогда получается, что он вернулся домой в десять часов или даже позже.
В это время все уже должно было закончиться.
– Да, еще отец просил передать вам, что он успел хорошо рассмотреть лицо человека, который в него стрелял. По его словам, это не был Цумура-сан.
– Тогда кто же это был? – тут же спросил Хибия.
– Человек, которого отец совсем не знает, хотя он был одет точно так, как, говорят, был одет Цумура-сан. – Голос Хироко дрожал, она вся напряглась. – Вы еще не знаете, кто стрелял?
– Пока еще нет… – сказал Киндаити расстроенным голосом. – А у Цумура может быть пистолет?
– Вряд ли… Отори-сан сказала, что он сильно изменился после того, как они расстались, но она не может себе представить, чтобы у него был пистолет.
Глава двадцать третья

Еще одна женщина
После некоторого колебания Хироко с решительным видом повернулась к Коскэ Киндаити:
– Киндаити-сэнсей, я хочу, чтобы все это побыстрее закончилось. Отец, я надеюсь, вскоре выздоровеет, и этой осенью мы сыграем свадьбу.
– Хироко-сан, вы не против?
– Отец – человек известный в обществе практическим складом ума. Никто и не подозревает, что он мечтатель и романтик. Он как воздушный змей, у которого оборвалась бечевка, – неизвестно, куда и когда он полетит. Наша мама всю жизнь старалась не выпускать бечевку из рук, и у нее это не всегда получалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99