Буксир медленно приближался к мосту. Восторг толпы достиг точки кипения.
– Лаваль! Да здравствует Лаваль! – ревела толпа.
Буксир с трудом причалил к берегу. На песок спрыгнул коренастый окровавленный матрос.
– Лаваль! Где Лаваль? – не унималась толпа.
Матрос рукой, обмотанной платком, указал на палубу.
Несколько красногвардейцев вскочили на борт. Толпа затихла в ожидании.
Через пару минут на палубе показались два красногвардейца, неся что-то на растянутой шинели.
Толпа двинулась вперед.
На шинели лежал человек в форме красногвардейца с закрытыми глазами и закинутой головой. Вместо ног у него был ком кровавого желе.
В толпе обнажили головы. Импровизированными шпалерами красногвардейцы понесли товарища Лаваля в соседнюю аптеку.
Толпа заклокотала.
* * *
В белом лазарете, в проходе меж больничных коек, продвигалось четверо людей в голубых солдатских шинелях. Ведущий их санитар задержался у одной кровати.
– Здесь, товарищ главнокомандующий.
Товарищ Лекок наклонился над постелью.
Веки раненого, на которого пала тень, дрогнули, затрепетали, как пламя, вот-вот готовые взлететь. Стеклянные, большие глаза открылись, задержались на лице товарища Лекока. От соприкосновения с знакомым лицом стеклянные глаза зацвели улыбкой. Губы бессильно дрогнули, забились, как крылья, и пропустили неуклюжее, с трудом прорвавшееся слово.
– Это вы, товарищ командующий?… Вот видите, привез… Одну баржу затопили, сволочи… – прохрипел синеющими губами товарищ Лаваль.
Товарищ Лекок в молчании наклонился и запечатлел на этих губах тихий, братский поцелуй.
Товарищ Лекок не сказал умирающему со счастливой улыбкой человеку, что в четырехстах привезенных мешках под тонким слоем муки оказался песок…
XII
Влажные удушливые газы бурыми лондонскими туманами медленно расползались над Европой.
В двадцатом столетии Европу отделяла Великая китайская стена от Балтийского до Черного моря. Стену строили не одну и не две пятилетки лучшие архитекторы Европы. И в колледжах, на экзаменах географии, ученики первых классов на вопрос: что начинается за китайской стеной? – отвечали без запинки: Азия.
В эти годы ученые отмечали резкую перемену европейского климата. Летом под ударами снарядов польских двенадцатидюймовок в китайской стене образовалась брешь и по всей Европе подуло сквозняком. Сквозняк дул с запада на восток, унося с собой клубы лохматого удушливого газа, похожего на лондонский туман. Газ тяжелой вуалью проплыл над Збручем и потянулся дальше, обволакивая предметы и города серой бархатной замшей. Серые лохматые клубы ползли по равнинам, как дым.
В городах в буром газовом тумане горели фонари, и в мутноватой, белесой влаге шмыгали съежившиеся люди с тупыми свиными рылами противогазов.
У солдат, вероятно, вместо легких – губки, чтобы впитывать газ и, впитав, выжимать его потом сгустками красной влаги.
В полдень по всему материку задранные к небу остроконечные морды труб оружейных заводов выли протяжно долго, как собаки, почуяв мертвечину, и из заводов, с полей, из контор, из государственных учреждений высыпали миллионы человеческих губок и ползли на восток впитывать газ, чтобы выжимать его потом сгустками красной влаги.
В черных, как угольные копи, гаванях ежедневно в одно и то же время гудели брюхатые броненосцы, и на броненосцах отплывали на восток дальнобойные орудия, ящики с амуницией и эшелоны солдат, чтобы белые туманы Ленинграда разбавить цветной дымкой иприта.
В это лето газеты всего материка принесли прискорбную весть о том, что в прекрасном городе Париже непонятно откуда вспыхнула чума и город пришлось окружить железным кордоном войск, чтобы не дать эпидемии распространиться по всей Европе. Газеты сообщали о разрухе, воцарившейся в оцепленном городе. В связи с чудовищной смертностью в городе появились признаки массового психоза. Восточными кварталами овладела секта анархистов-нигилистов, поставившая себе целью уничтожение Парижа. Три правительственных летчика, которые попытались пролететь над Парижем, были сбиты выстрелами зенитных орудий.
Две недели спустя радио принесло известие о пожаре Парижа. На возвышенности, на холмы Франции высыпали толпы французов взглянуть на пожар. Огонь черной спиральной пружиной дыма бил в небо, пока подожженное небо, как горящая соломенная крыша, не рухнуло, покрывая город черной косматой папахой. Это было незабываемое зрелище.
Летчик, вздумавший пролететь над горевшим Парижем, благодаря едкому дыму был принужден повернуть обратно и не сумел рассказать ничего, кроме того, что Париж горит со всех концов.
Сердобольную бабушку-Европу растрогала в этот день судьба несчастного города до настоящих, не глицериновых слез. Пожилые господа всего мира с умилением вспоминали годы молодости, «Мулен руж», «Максима», мидинеток и гризеток. Попы с амвонов туманно намекали на наказание господне и призывали к покаянию.
Этим летом в Европе шел мелкий колкий дождь. По колеям рельсов с запада на восток днем и ночью бежали поезда, длинные вереницы вагонов с звонким стальным грузом. Каждую ночь поезда соскакивали с рельсов, иные взлетали на воздух огненной тысячепудовой ракетой. К утру воинские части чинили путь, связывали телеграфные провода, и по исправленным рельсам бежали новые поезда, позванивая стальным грузом. А потом по окрестным деревушкам, по рабочим поселкам пулемет настойчиво выстукивал азбуку Морзе и поселки горели под дождем дымным оранжевым пламенем.
В Марселе невнимательные докеры, грузившие пароход ящиками с амуницией, посбрасывали ящики в море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72