– Такое средство есть, – ответил на это профессор. – Оно связано с риском, очень трудно и требует уменья. Обычным врачам оно недоступно, и они даже не пытаются его применить. Но я это делать могу. Я вашего больного непременно вылечу. Думаю, что болезнь его называется плечелопаточный синдром. Если в патологический процесс вовлечен шестой шейный позвонок, надо сделать уколы ксилокаина в боковую поверхность шеи, чтобы изолировать симпатические нервы. Это сразу снимает боль в руке. Но так как шейные нервы проходят сзади шейной артерии, вся трудность в том, чтобы иглой не повредить магистральные сосуды шеи, вводя ее в шейное нервное сплетение. Если задеть артерию, произойдет катастрофа. Но дело не только в артерии, в шее бесчисленное количество капилляров, и если нечаянно ввести в какой-нибудь капилляр ксилокаинили хотя бы пузырек воздуха, больной сразу же начнет задыхаться. Обычно врачи этим способом не пользуются. Но я иду на этот риск и уже испробовал этот метод на многих пациентах. Все проходило успешно, неудачи не было ни разу, я уверен, что и на этот раз все обойдется прекрасно.
– И сколько это потребует времени? – спросила Сасаки.
– Всего лишь один день, вся операция длится одну-две минуты. Правда, до этого нужно сделать рентген, но и на это уходит минут двадцать-тридцать. Если нерв изолировать, то – в случае успеха – боль сразу же прекращается, и через полдня пациент в прекрасном настроении возвращается домой.
Рассказав мне все это, Сасаки сказала:
– Может быть, вам попробовать?
– На этого Фукусима можно положиться?
– Безусловно. Он работает в больнице PQ, в ортопедическом отделении, в его компетенции сомневаться не приходится. Он получил образование в Токийском университете, и я его знаю уже много лет.
– Если все пройдет хорошо… А если неудача, что
тогда?
– Он так уверенно говорил, что тут сомневаться нельзя, но, может быть, вам лучше самому пойти к нему и подробно расспросить.
– Если бы это получилось, ничего другого и желать нельзя.
Не откладывая, я спросил господина Сугита, что он думает об этом. Он был очень сдержан и сомневался в исходе.
– Неужели кто-то может делать такие тонкие вещи! Если получится, это будет просто чудо!

22 октября.
Сасаки пошла в больницу PQ, чтобы встретиться с профессором и подробно его расспросить. Он дал ей множество профессиональных объяснений, но я всех деталей не понял.
– Как я вчера говорила, профессор уже вылечил несколько десятков больных, лечение всегда было успешным, оно не так сложно, чтобы говорить о чуде, среди его больных не было ни одного, который бы особенно тревожился или страшился, все они с легким сердцем давали делать себе укол. Облегчение наступало сразу же, и они в восторге возвращались домой. Профессор сказал: «Если ваш пациент беспокоится, на всякий случай можно пригласить анестезиолога, можно приготовить кислородную подушку. Если в случае ошибки лекарство или пузырек воздуха попадут в кровеносный сосуд, мы немедленно вставим в трахею трубочку, через которую будет подаваться кислород. Обычно мы ничего подобного не делаем, никакой необходимости в этом никогда не было, но если ваш пациент согласится на операцию, мы примем подобные меры предосторожности, и волноваться будет не о чем». Что вы собираетесь делать? Профессор ни в коем случае не стал бы рекомендовать свой метод без достаточных оснований. Но он сказал, если у вас душа к этому не лежит, лучше не пытаться. У вас есть время все хорошенько обдумать.
Я все еще находился под впечатлением ночной сцены, которая произошла недавно, когда, застигнутый врасплох, я разразился рыданиями. Сейчас это представилось мне дурным предзнаменованием: слезы были вестниками близкой смерти. Я кажусь безрассудным, но в действительности я трусоват и очень осторожен, и я сам удивляюсь, что вознамерился по совету Сасаки подвергнуться такому опасному лечению. Или мне на роду написано скончаться, задохнувшись от укола?
Но разве мне не все равно, когда умереть? Разве я уже давно не готов к смерти? Когда летом в больнице Тораномон мне сказали, что у меня подозревают рак позвоночника, жена и Сасаки, сопровождавшие меня, побледнели, а я остался настолько спокойным, что сам удивился. Я вздохнул с облегчением: вот и кончится моя жизнь. Почему же сейчас не попытать счастья? В худшем случае, о чем мне сожалеть? Боль в руке так терзает меня днем и ночью, что даже вид Сацуко не доставляет мне никакого удовольствия. Она относится ко мне, как к больному, а не как к своему возлюбленному. Для чего же жить в таких обстоятельствах? Вверяя свою участь провидению, я жаждал жизни только ради Сацуко – в противном случае существование теряет всякий смысл.

23 октября.
Боль не проходит. Принял дориден, но едва уснул, как снова открыл глаза. Сделали укол сальбро (сальдоброкканона). Проснулся часов в шесть, стал опять думать о вчерашнем.
Я совсем не боюсь смерти. Но как подумаю, что вот-вот умру, как в этот самый момент смерть предстанет перед моими глазами – даже думать об этом страшно. Если бы можно было, вот в этой комнате, спокойно лежа на этой кровати, в окружении близких (нет, близких не надо, и особенно Сацуко не надо; когда я буду благодарить ее за проявленную заботу обо мне и прощаться, от охватившей меня печали опять польются слезы; при этом ради приличия заплачет и Сацуко, мне станет не по себе, я не смогу умереть спокойно; пусть лучше эта бессердечная женщина в момент моей смерти обо мне не вспомнит, пусть она в самозабвении отправится на матч по боксу или в бассейн выполнять номера балета на воде. Если я не доживу до следующего лета, я никогда ее танца не увижу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47