Иногда удавалось
уснуть, но даже во сне он понимал, что у него нет крыши над головой, и
прежняя мысль о бездомности мучила его во сне и наяву. Вокруг слонялись и,
скорчившись, спали люди, вскрикивали во сне дети и, сидя на узлах,
бессонно бдели немощные старухи.
"Сколько людей в дороге, мать честная", - думал Пряхин, разглядывая
солдат, хныкающих младенцев, деревенских девушек, мужиков в ватниках и
прочих людей, которые спали и бродили вокруг или просто сидели, думая о
своем.
На свете пруд пруди было неприкаянных и бездомных, как он, у каждого
имелась своя причина, но он-то, он чем виноват - острая жалость к себе
сквозила в душе навылет, и не было с ней сладу.
Жалость чуть не до слез травила и ела сердце, в пору было завыть или
вырваться в крик. Пряхин сидел молчком, сжался, будто на холодном ветру, -
застыл и окаменел.
К утру он знал, что делать. Пропади она пропадом, такая жизнь, к
черту, пора кончать. Значит, так: всех баб побоку, завербуется куда
подальше, с первых денег вставит зубы, потом на курорт, а после купит дом.
Хоть какой, лишь бы свой... Сам поправит, ежели будет изъян.
Он не трогался с места, сидел неподвижно, твердея в своей решимости,
и уже не было человека на свете, который мог бы его отговорить или
отвадить, - ни человека, ни другой силы. Впрочем, никто и не собирался.
Пряхин едва дотерпел до утра. За час до открытия он уже топтался у
конторы оргнабора и первым сел к столу уполномоченного.
Поезд неделю шел через всю страну. Пряхин часами глазел на глухие
леса, поезд то возносился над широкими реками, то пробивал горы: земли
вокруг было невпроворот.
Это ж сколько людей надо, чтобы ее обжить, думал Пряхин, вспоминая
тесные города, их мельтешение и толчею, и среди прочих мыслей твердил себе
настырно: "Сперва зубы, потом курорт, а после - дом".
Во Владивостоке поезд остановился у самой воды: вокзал располагался
на берегу бухты Золотой Рог по соседству с причалами, бок о бок с вагонами
поднимались борта судов.
Пряхин вышел и обомлел: в бухте царило безостановочное движение -
буксиры, лихтеры, баркасы, какие-то мелкие посудины, у причалов грузились
огромные корабли, теснились палубные надстройки, мачты, антенны, трубы, а
над головой, над берегами плыла шумная разноголосица - сдавленные низкие
гудки пароходов, лязг вагонных сцепок, перестук колес, звонки портальных
кранов, гулкие голоса станционных и портовых динамиков, свистки маневровых
тепловозов, гудение тросов, треск лебедок, вопли буксирных сирен; по всему
было видно, что живут здесь в беспокойстве и суете.
А вокруг, по склонам высоких сопок, поднимался в поднебесье город,
тысячи крыш и окон росли друг над другом на сколько хватало глаз.
"Ничего себе! - задрав голову, озирался по сторонам Пряхин. - Ну и
занесло меня..."
Ему казалось - здесь край земли, но вышло, что и это еще не конец: на
автобусе Пряхин поехал в Находку.
Океан его оглушил. Конца края не было воде, Пряхин растерялся на
таком просторе и присмирел, смешался: по всему неоглядному пространству
один за другим катились могучие валы и тяжело, с гулом рушились на
каменистый берег. Пряхин явственно ощутил свою малость - песчинка под
небесами.
Но как ни странно, за спиной он почувствовал безоглядную свободу -
стоит лишь захотеть, и пойдешь, пойдешь, вроде бы оборвал путы и теперь
все зависит от тебя самого, - живи без оглядки. Он не мог этого понять и
думал как умел: "Воля - охренеть можно!"
Ветер с моря обдавал влагой и путал мысли. Океан наполнял грудь
беспокойством. "С чего бы это?" - гадал Пряхин и не знал, что и думать.
Ветер и океан смущали покой и тревожили кровь. "Уж теперь мне никто не
указ, - бесшабашно думал Пряхин, стоя на ветру. - Как захочу, так и
будет".
Он как пьяный бродил по берегу, подставляя лицо мелким брызгам,
вдыхал запах моря и думал, что вот ведь столько лет жил на свете, а и
знать не знал, не ведал такой воли.
А в глубине души скреблась и неотвязно ныла одна мысль: "Сперва зубы,
потом курорт, а после - дом!"
Екатериновка смутила его многолюдьем и сумятицей. В пересыльном
городке среди бараков в ожидании пароходов толклись и томились тысячи
людей. К щитам, на которых вешали объявления, было не подступиться.
"Ах ты, бляха-муха, - озадаченно поозирался Пряхин, так и прозевать
недолго". Он заработал локтями, но народ здесь собрался тертый, нахрапом
его было не взять.
- Ты куда прешь, щербатый? - спросили его и кинули назад, даже не
старались особенно: Пряхин глазом не успел моргнуть, как оказался позади
всех.
Он постоял в раздумьях, затих и вроде бы угомонился, но вдруг
засвистел пронзительно, принялся бешено плясать - с треском охлопывая себя
ладонями, так что все оглянулись в недоумении: толпа воззрилась на
нелепого плясуна.
В пляске он двинулся вперед, перед ним расступались, давали дорогу,
он оказался под самым щитом. Тут он остановился и с деланным вниманием
принялся разглядывать объявления; за ним висела мертвая тишина.
Пряхин обернулся.
- Ну, что пялитесь? Зенки повылазят, - сказал он зрителям.
- Ай да плясун! Ловкач! - засмеялись в толпе и не тронули, снизошли.
Пересылка была веселым местом. Это было скопище всякого люда, у
Пряхина разбежались глаза: вокруг сновал разноликий сброд со всей земли,
пестрая мешанина, от которой голова шла кругом. Приходил пароход, забирал
партию, места тут же занимали другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12