Разница в возрасте между двумя мальчиками сводилась к одному году, ибо г-н де Морамбер действовал быстро и добросовестно, считая, что мужчина должен производить потомство лишь в расцвете своих сил, почему Лун и Жан де Морамбер были юношами крепкого телосложения. Незначительная разница в возрасте позволила им иметь общих учителей, и родители не жалели средств на то, чтобы приглашать наставников первоклассных. Эти наставники могли только гордиться молодыми Морамберами. Юноши подавали большие надежды и вполне удовлетворяли родителей по части успехов в науках и доброго поведения. Впрочем, перед их глазами всегда были одни только прекрасные примеры. Таким образом, они выказали себя с самой лучшей стороны, но можно ли быть вполне спокойным за чье бы то ни было будущее? Оно всегда таит в себе неизвестность, ибо в сердцах человеческих заключено много тайного зла и темной порочности, и никто не поручится, что они неожиданно не проявятся в один злосчастный день!
Так именно говорил себе иногда маркиз де Морамбер, принимаясь думать о своем младшем брате, называвшемся г-н де Шомюзи. Вкусы и поведение этого г-на Шомюзи были таковы, что он постоянно причинял хлопоты и беспокойство семье, не покрывая ее, однако, позором и бесчестием, ибо чрезмерная любовь к женщинам, которой отличался г-н де Шомюзи, не является делом постыдным. Склонность эта, которую годы нисколько не умерили, обнаружилась у г-на де Шомюзи уже в ранней юности с пылом и буйностью невероятными. Правда, что природа как будто нарочно создала его для подвигов на этом поприще, наделив его соответствующей наружностью и телесными качествами. Обладая исключительными данными для любви, г-н де Шомюзи питал особенно сильное пристрастие к ее физической стороне. Страшная сила темперамента толкала его к этому, и г-н де Шомюзи не пытался бороться с нею. В оправдание его нужно заметить, что дамы охотно шли навстречу его посягательствам. За свою уступчивость они бывали вознаграждаемы продолжительностью и частотой наслаждения, которое он им давал, получая его при этом и сам. Г-ну де Шомюзи редко приходилось сталкиваться с жестокими, тем более, что его сильный аппетит оставлял его довольно равнодушным к качеству чувственных яств, которыми он лакомился. Будуар и мансарда казались ему местами одинаково пригодными для любовных утех. Он был одинаково снисходителен к одежде и к наружности. Женщины были ценны для него, если можно так выразиться, только некоторой своей частью, которой он подчинял все другие. Известна была его странная неразборчивость, необъяснимое внимание, оказываемое безобразным замарашкам, и переход от самой низкой похоти к самым уточненным желаниям.
В самом деле, г-н де Шомюзи изведал все случайности и познал удовлетворения самые разнообразные. Соломенный матрац и роскошная софа являлись последовательно местом его любовных развлечений. Довольно скоро приобретя некоторую полноту, он сохранил однако всю свою телесную живость, соединявшуюся у него с живостью ума, необычайно тонкого и игривого, способного иногда на выходки самые забавные, почти граничащие с гениальностью. Поэтому его очень ценили, и особенное удовольствие ему доставляло общество женщин, причастных театру, оперных актрис и всякого рода статисток и фигуранток. Ни одна из них никогда не отказывала этому сластолюбивому и веселому толстяку, который просил у них только минутной благосклонности и не требовал длительной связи. Г-н де Шомюзи жил, поэтому, непрестанно меняя женщин, и покатился бы со смеху, если бы кто заикнулся перед ним о браке. Мысль довольствоваться законными сношениями с одной женщиной показалась бы ему непонятной и даже отвратительной. В самом деле, рано или поздно наступает пресыщение друг другом. Во что же превратится совместная жизнь в мгновения, когда желание взаимно не украшает вас больше своими приманками и своим очарованием? На эту тему г-н де Шомюзи был неистощим, ибо он умел приводить доводы в оправдание своего беспутства и философствовать о любви. У него бывали иногда большие споры с братом Морамбером и с невесткой, которая, глядя на него и возражая ему надменно и уверенно, все время, казалось, кипела от негодования, скорее напускного чем подлинного, и являвшегося, вероятно, выражением той тайной и глухой зависти, которую добродетель питает к пороку.
По удовлетворении своего ненасытного любовного голода г-н де Шомюзи становился безупречным светским человеком наилучшего тона. В разговоре он проявлял оживление и здравый смысл и умел, когда нужно было, воздержаться от всяких вольных и непристойных тем, не строя при этом благочестивой физиономии. Он довольствовался тем, что втайне смотрел с некоторым удивлением и пренебрежением на людей, тративших свое время не на любовь и не на плотские наслаждения, а на какое-нибудь другое занятие. Он поражался, как можно находить интерес в чем-нибудь другом, а не в том, чтобы прижиматься губами к чьим-нибудь чужим прекрасным губам, не в том, чтобы сжимать в объятиях чье-либо приятное и вкусное тело, предварительно совлекши с него все, что скрывает его от наших глаз. Его не переставал восхищать способ, каким женщины удовлетворяют любопытство, возбуждаемое ими у нас, и готовность, с какою они соглашаются предоставить нам развлечение, доставляемое нам их грудью, их бедрами, их ляжками, их ногами и самыми секретными частями своего тела. Существует чудесное разнообразие приемов, применяемых ими при этих обстоятельствах, равным образом они в такой степени различаются между собою своими формами, движениями, цветом кожи и запахом, что г-н де Шомюзи не понимал, как можно не отдаться изучению всего этого и не сделать из него постоянного и исключительного занятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60