Я не представлял себе, что ей могло от меня понадобиться. Я встал и вышел. Слуга не ошибся. Это была Салли. Я пригласил ее в дом. Я заметил, что она смертельно бледна. Мне ее было жалко. Для девушки ее лет это было скверное испытание, а для новобрачной - жуткий приезд в дом мужа. Она присела. Она была вся на нервах. Чтобы ее успокоить, я принялся говорить банальности. Я чувствовал себя очень неловко, потому что она уставилась на меня своими огромными голубыми глазами, которые просто омертвели от ужаса. Вдруг она меня перебила.
"Кроме вас, я никого тут не знаю,- заявила она.- Больше мне не к кому было идти. Я хочу, чтобы вы меня увезли отсюда".
Я опешил.
"В каком это смысле - увез?" - спросил я.
"Я не хочу, чтобы вы меня расспрашивали. Я хочу одного - чтобы вы меня увезли. Немедленно. Я хочу вернуться в Англию!"
"Но вы не можете сейчас так вот взять да и бросить Тима,- возразил я.Милая моя, нельзя давать волю нервам. Понимаю, каково вам, но подумайте и о Тиме. То есть для него ваш отъезд будет такое несчастье. Если вы его любите, самое меньшее, что вы можете сделать,- это постараться хоть чуточку облегчить его горе".
"Ох, ничего вы не понимаете,- воскликнула она,- а я не могу объяснить. Это так мерзко. Умоляю - помогите мне. Если есть ночной поезд, посадите меня на поезд. Мне бы только до Пенанга добраться, а там уж я сяду на корабль. Мне не хватит сил провести здесь еще одну ночь. Я сойду с ума".
Я был в полном недоумении.
"Тим знает?" - спросил я.
"Я не видела Тима со вчерашнего вечера. И больше никогда не увижу. Лучше смерть".
Я попытался выиграть время.
"Как вы поедете без вещей? Вы собрали багаж?"
"Какое это имеет значение?! - нетерпеливо возразила на.---Все, что понадобится в дороге, у меня с собой".
"А деньги у вас имеются?"
"Мне хватит. Так есть ночной поезд?"
"Есть,- сказал я.- Приходит в самом начале первого".
"Слава Богу. Вы все уладите? Можно я пока побуду у вас?"
"Вы ставите меня в ужасное положение,- сказал я.- Я не представляю, как тут лучше всего поступить. Вы, знаете ли, делаете крайне серьезный шаг".
"Если б вы все узнали, то сами поняли, что по-другому нельзя".
"Ваш отъезд вызовет здесь грандиозный скандал. Трудно представить, какие пойдут разговоры. Вы подумали о том, каково будет Тиму? - спросил я; мне было тревожно и грустно.- Видит Бог, я не рвусь вмешиваться в то, что меня не касается, но раз вы желаете, чтобы я вам помог, я должен понимать, что к чему, чтобы себя не винить. Вы обязаны мне рассказать, что случилось".
"Не могу. Скажу только, что мне все известно".
Она закрыла лицо руками и вздрогнула. Затем встряхнулась, словно отгоняя от себя нечто непередаваемо мерзкое.
"Не было у него права на мне жениться. Это было чудовищно".
Голос у нее сделался пронзительный и визгливый. Я испугался, что у нее вот-вот начнется истерика. Ее хорошенькое кукольное личико было искажено от ужаса, глаза не мигая уставились в одну точку.
"Вы его больше не любите?" - спросил я.
"После такого?"
"Что вы будете делать, если я не стану вам помогать?"
"Надеюсь, тут есть священник или врач. Уж проводить-то вы меня проводите, не откажетесь".
"Как вы сюда добрались?"
"Привез старший слуга. Он откуда-то раздобыл машину".
"Тим знает, что вы уехали?"
"Я оставила ему записку".
"Он узнает, что вы у меня".
"Он не будет пытаться мне помешать. Это я вам обещаю. Он не посмеет. Ради всего святого, не пытайтесь и вы. Говорю вам, еще одна ночь здесь - и я сойду с ума".
Я вздохнул. В конце концов, она была достаточно взрослая, чтобы распоряжаться собой.
Я, записавший все это, долго молчал.
- Вы поняли, что она имела в виду? - наконец спросил я Фезерстоуна.
Он посмотрел на меня долгим измученным взглядом.
- Она могла иметь в виду только одно, то, о чем нельзя сказать вслух. Да, я понял, можете не сомневаться. Это все объясняло. Бедная Оливия. Бедная моя любимая. Вероятно, я забыл тогда о логике и здравом смысле, но эта хорошенькая белокурая малышка с затравленными глазами в ту минуту вызывала у меня одно отвращение. Я ее ненавидел. Я помолчал, потом сказал, что сделаю все, как она хочет. Она даже не сказала "спасибо". По-моему, она догадалась о моих чувствах. Когда пришло время обедать, я заставил ее поесть. Она спросила, не найдется ли комнаты, где она смогла бы прилечь до того, как нужно будет ехать на станцию. Я отвел ее в свободную спальню и оставил одну. Сам я уселся в гостиной и принялся ждать. Господи, как же медленно тянулось время. Я думал, часы никогда не пробьют двенадцать. Я позвонил на вокзал, мне сказали, что поезд придет около двух ночи. В полночь она пришла в гостиную, мы прождали с ней полтора часа. Говорить нам было не о чем, поэтому мы молчали. Потом я отвез ее на вокзал и посадил на поезд.
- А грандиозный скандал - он был или нет?
Фезерстоун скривился.
- Не знаю. Я уехал в краткосрочный отпуск, а после получил назначение на новое место. До меня дошли слухи, что Тим продал плантацию и купил другую, но я не знал, где именно. Когда я его здесь увидел, я поначалу просто опешил.
Фезерстоун встал, подошел к столу и налил себе виски с содовой. В наступившем молчании я услышал монотонное кваканье лягушачьего хора. И тут с дерева неподалеку от дома подала голос птица, которую в здешних краях прозвали "птичка-лихорадка". Сперва три ноты в понижающейся хроматической гамме, затем пять, затем четыре. Ноты, меняясь, следовали одна за другой с тупым упорством, против воли заставляя прислушиваться и вести им счет. Поскольку же угадать их число было никак невозможно, это было форменной пыткой.
- Будь она проклята, эта птица, - сказал Фезерстоун. - Значит, мне ночью не спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15