Пусто и там и тут. Она вернулась в спальню и поманила его:
– Никого.
– Скорее всего это был обман зрения.
– Не смейся. Я до смерти перепугалась. Пройди в мой будуар и подожди там, я только обуюсь.
2
Он послушался, и через пять минут она тоже пришла в будуар. Он курил папиросу.
– Ну что, получу я теперь бренди с содовой?
– Да, сейчас позвоню.
– Тебе и самой не мешало бы выпить.
Они молча дождались, пока явился бой и, выслушав приказание, вышел из комнаты, а потом она сказала:
– Позвони в лабораторию, спроси, там ли Уолтер. Твоего голоса они не знают.
Он взял трубку, назвал номер. Попросил к телефону доктора Фейна. Положил трубку и сообщил:
– Ушел еще до завтрака. Спроси боя, приходил ли он домой.
– Боюсь. Странно получится, если он приходил, а я его не видела.
Бой принес поднос с напитками, и Таунсенд налил себе стакан. Предложил и ей, но она отказалась.
– Как же быть, если это был Уолтер? – спросила она.
– Может, он посмотрит на это сквозь пальцы?
– Кто, Уолтер?
В ее голосе прозвучало сомнение.
– Мне он всегда казался человеком застенчивым. Есть, знаешь ли, мужчины, которые не выносят сцен. У него хватит ума понять, что устраивать скандал – не в его интересах. Я ни на минуту не допускаю, что это был Уолтер, но, даже если это был он, сдается мне, что он ничего не предпримет. Просто оставит без внимания.
Она отозвалась не сразу.
– Он в меня сильно влюблен.
– Ну что ж, тем лучше. Ты усыпишь его подозрения.
Он подарил ее той чарующей улыбкой, которую она всегда находила неотразимой. Улыбка была медленная, она возникала в его ясных синих глазах и зримо спускалась к красиво очерченному рту, обнажая ровные мелкие белые зубы. Очень чувственная улыбка, от которой у нее все таяло внутри.
– А мне все равно, – сказала она почти весело. – Дело того стоило.
– Это я виноват.
– Да, зачем ты пришел? Я просто глазам не поверила.
– Не мог удержаться.
– Милый.
Она склонилась к нему, страстно глядя ему в глаза своими темными блестящими глазами, приоткрыв губы, и он обнял ее. С блаженным вздохом она отдалась под защиту этих сильных рук.
– Ты же знаешь, что можешь на меня положиться, – сказал он.
– Мне с тобой так хорошо. Если б знать, что тебе так же хорошо со мной.
– И страхи прошли?
– Я ненавижу Уолтера, – ответила она.
Что сказать на это, он не знал и только поцеловал ее, вдохнув прелесть ее нежной кожи.
А потом взял ее руку и посмотрел на золотые часики-браслет.
– Ты знаешь, что мне теперь пора делать?
– Бежать? – улыбнулась она.
Он кивнул. На мгновение она крепче прильнула к нему, но, почувствовав, что ему не терпится уйти, тут же отстранилась.
– Просто безобразие так запускать работу. Уходи сию же минуту.
Он никогда не мог устоять перед искушением пококетничать.
– Надо же, как ты спешишь от меня избавиться! – парировал он шутливо.
– Ты сам знаешь, я не хочу, чтобы ты уходил.
Это было сказано тихо, искренне, серьезно. Он усмехнулся, польщенный.
– Не ломай себе головку над нашим таинственным гостем. Я уверен, это была ама. А если возникнут затруднения, не сомневайся, я тебя выручу.
– У тебя в этом смысле богатый опыт?
Он улыбнулся весело и самодовольно.
– Нет, но смею думать, у меня есть голова на плечах.
3
Она вышла на веранду и видела, как он уходил. Он помахал ей. Она смотрела ему вслед, и сердце ее трепетало. Сорок один год, а фигура легкая и походка пружинистая, как у юноши.
Веранда была в тени, и она еще помедлила там, разнеженная, утомленная любовью. Дом их стоял в Счастливой долине, на склоне холма. Более фешенебельная, но и более дорогая Вершина была им не по средствам. Но ее рассеянный взор почти не воспринимал синеву моря и гавань, заполненную судами. Все ее мысли были о любовнике.
Сегодня они, конечно, допустили страшную глупость, но возможно ли осторожничать, если он ее хочет? Два-три раза он уже заходил к ней после второго завтрака, когда все спасаются по домам от жары, и даже бои не видели, как он входил в дом и выходил на улицу. В Гонконге с этим было очень трудно. Она ненавидела китайскую часть города, всегда нервничала, входя в грязный домишко близ Виктория-роуд, где обычно происходили их свидания. Дом принадлежал торговцу-антиквару, и китайцы, рассевшись в лавке, глазели на нее. Она ненавидела угодливую улыбку на лице старика хозяина, когда он провожал ее в глубину дома и вверх по темной лестнице. Комната, куда он вводил ее, была неопрятная, душная, от большой деревянной кровати, стоявшей у стены, ее бросало в дрожь.
– Неприглядно здесь, правда? – сказала она, когда встретилась там с Чарли в первый раз.
– Было неприглядно, пока ты не вошла, – ответил он.
И конечно же, стоило ему обнять ее, как она обо всем забыла.
О, как ужасно, что она не свободна, что они не свободны!
Его жена ей не нравилась. И сейчас она снова вспомнила Дороти Таунсенд. Даже имя ей досталось неудачное – Дороти. Такое имя старит женщину. Ей лет тридцать восемь, никак не меньше. Но Чарли о ней никогда не говорит. Он, разумеется, не любит ее, она ему до смерти надоела. Но он джентльмен. Китти улыбнулась ласково и насмешливо. Вот дурачок – изменять жене считает возможным, но не позволит себе ни единого осудительного слова по ее адресу. Она была высокого роста, выше Китти, не худая и не толстая, с густой русой шевелюрой. Красотой, вероятно, никогда не блистала, разве что красотой молодости. Черты лица недурны, но ничего особенного, голубые глаза холодные. Кожа неважная, щеки без румянца. И одевается, как… ну, как и следует одеваться жене помощника губернатора в Гонконге. Китти улыбнулась и слегка пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10