Скажи ему, Дуги.
— Он говорит, что начал вторую пятую своей дозы, — сказал отец.
— И если подсыплешь мне в стакан снотворное, я тоже не свалюсь. Я сжигаю это дело скорее, чем оно успевает подействовать.
— Тебе много чего сжигать, — сказал я.
— Философия, — сказал он. — Поясню на примере. Ты думаешь, я тупой, необразованный сукин сын. Да, я такой и горжусь этим. Знаешь почему? Коп есть человеческое существо, рожденное в тупости и продвинутое в ней. Но он хочет стать умным. Знаешь почему? Так желает Бог. Всякий раз, когда болван становится чуть-чуть умнее, это сбивает с сатаны капельку апломба.
— Я всегда думал, — сказал я, — что люди идут в полицию, чтобы защититься от своих преступных наклонностей.
Мое замечание было чересчур опрометчивым. Я понял это, едва оно сорвалось с моих губ.
— Пошел ты, — сказал Ридженси.
— Эй… — начал я.
— Пошел ты. Я хочу поговорить о философии, а ты мне шпильки в жопу суешь.
— Это уже два, — предостерегающе сказал я.
Он собирался повторить то же самое, но сдержался. Однако отец мой сжал губы. Он был недоволен мной. Я начал понимать, в каком отношении его присутствие может оказаться помехой. Ридженси не станет финтить, как я. Наедине с Элвином мне было бы плевать, посылай он меня хоть всю ночь напролет.
— В чем сила подлой души? — спросил Ридженси.
— Скажи мне, — отозвался я.
— Ты веришь в карму?
— Верю, — сказал я. — Почти всегда.
— Я тоже, — сказал он. Он наклонился вперед и пожал мне руку. Мне показалось, что несколько секунд он боролся с соблазном раздавить мне пальцы, но потом сжалился и отпустил их. — Я тоже, — повторил он. — Это придумали азиаты, но какого черта, есть же во время войны перекрестное опыление, верно? Должно быть. Вся эта бойня. По крайней мере хоть добавили в колоду парочку лишних карт.
— И какая твоя логика?
— Логика у меня есть. — сказал он. — Крепкая, как таран. Если в войну зазря умирает столько людей, столько невинных американских ребят, — он поднял руку, пресекая возражения, — и столько невинных вьетнамцев, тогда вот тебе вопрос: чем возместить это? Что возмещает это в нашем мире?
— Карма, — сказал отец, опередив его. Кто-кто. а мой отец знал, как измотать пьяного!
— Правильно. Карма, — сказал он. — Видишь, я не обычный коп.
— А кто же ты? — спросил я. — Светская попрыгунья?
Моему отцу это пришлось по вкусу. Мы посмеялись втроем, Ридженси — меньше всех.
— Средний коп презирает уличную шушеру, — сказал он. — Я — нет. Я уважаю их.
— За что? — спросил отец.
— За то, что у них хватило пороху родиться. Подумайте над моим аргументом, ну-ка. Сила грязной, подлой души в том, что, несмотря на всю ее мерзость, она смогла возродиться в новой жизни. Ответьте на это!
— А как насчет возрожденных голубых? — спросил я.
Тут я его поймал. Его предрассудкам пришлось спасовать перед его логикой.
— Они тоже, — буркнул он, но это отшибло у него охоту спорить. — Да, — сказал он, глядя в свой стакан, — я решил уйти в отставку. В общем-то уже ушел. Оставил им записку. Беру длительный отпуск по личным причинам. Они прочтут ее и отправят тому козлу в Вашингтоне. Морячишке, что надо мной. Они взяли этого морячка и прокрутили его через компьютер. Теперь он думает только на «бейсике»! И что он, по-вашему, скажет?
— Что вместо «личных причин» следует читать «психологические причины», — сказал я.
— Сто процентов. Так у них, дураков, принято.
— Когда ты уезжаешь?
— Сегодня, завтра, на неделе.
— Почему не сегодня?
— Надо вернуть патрульную машину. Она городская.
— Ты не можешь вернуть ее сегодня?
— Я могу все, что хочу. А я хочу отдохнуть. Я восемь лет работал без нормального отпуска.
— Тебе себя жалко?
— Мне? — Зря я его подковырнул. Он поглядел на меня и моего отца, точно оценивая нас впервые. — Слушай, парень, — сказал он. — Мне жаловаться нечего. У меня такая жизнь, что тебе впору позавидовать.
— Это какая же? — спросил отец. По-моему, он искренне заинтересовался.
— Действие, — сказал Ридженси. — Я всегда действовал столько, сколько хотел. Жизнь дает человеку два яйца. Я свои использовал на всю катушку. Скажу вам вот что. Редко бывает такой день, чтобы я не отхарил двух женщин. Пока не отделаю вторую, ко мне ночью сон не идет. Поняли? В характере человека две стороны. И они обе должны проявиться, прежде чем я лягу спать.
— Что это за две стороны? — спросил отец.
— Дуги, я тебе скажу. Это мой страж порядка и мой маньяк. Вот они, два имени для меня самого.
— Который говорит сейчас? — спросил я.
— Страж порядка. — Он усмехнулся себе под нос. — Вы удивились бы, если б я сказал «маньяк». Но его вы еще не видели. Пока я просто беседую с двумя так называемыми хорошими людьми.
Тут он переборщил. Я мог бы снести его оскорбления, но почему их должен терпеть мой отец?
— Когда будешь сдавать патрульную машину, — сказал я, — не забудь отмыть коврик в багажнике. Он весь в кровавых пятнах от мачете.
Это было словно выстрел с расстояния в тысячу ярдов. Когда смысл фразы достиг его сознания, ее сила ушла, и снаряд упал к его ногам.
— Ах да, — сказал он, — мачете.
Потом он ударил себя по лицу с огромной силой — я никогда не видел, чтобы человек так бил себя самого. Сделай это кто-нибудь другой, можно было бы улыбнуться, но от звука его удара содрогнулась вся кухня.
— Поверите ли? — сказал он. — Это меня отрезвляет. — Он схватил обеими руками край кухонного стола и сильно сжал его. — Я хочу, — сказал он, — поступить по-благородному и уехать из города тихо, Мадден, не обвиняя тебя, но чтобы и ты ко мне не лез.
— Поэтому ты здесь? — спросил я. — Чтобы уехать тихо?
— Мне надо знать положение дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91