Вскоре я проиграл борьбу: я должен был проверить свой пистолет (пистолет Пэтти). Это было оружие двадцать второго калибра.
Пусть это звучит невероятно, однако поверьте, что в последние пять дней я умудрялся избегать этой мысли. Но очередную повестку уже нельзя было проигнорировать: я не мог не взглянуть на пистолет.
Я нашел его на обычном месте: в спальне, в шкафу со стороны ее кровати. Он лежал в своей коробке. Открыв крышку, я уловил запах пороха. Недавно из этого пистолета стреляли и положили его обратно, не почистив. Кто это был — я? Патронник был пуст, в магазине не хватало одного патрона.
Я не почувствовал себя виновным. Я разозлился. Чем больше возникало доказательств, тем сильнее становилась моя злоба. Пистолет вызвал особенную досаду, точно я был адвокатом, которого без честного предупреждения столкнули лицом к лицу с новым отвратительным свидетелем: да, я не чувствовал за собой вины и был зол как черт. Как они смеют? Кем бы ни были эти они. До чего упорно мой разум пытались сорвать с петель! Но чем более вероятной моя виновность казалась другим — включая моего отца, — тем крепче становилась моя уверенность в том, что я не убивал ни одной из женщин.
Звонил телефон.
Услышав Мадлен, я счел это предзнаменованием.
— Слава Богу, это ты, милый, — сказала она и заплакала.
В ее глубоком, хрипловатом голосе звучало истинное страдание. Я ощутил в нем те бездны скорби, что говорят об утрате лет любви и о жарких клятвах плоти не в той постели.
— Ох, милый, — еле вымолвила она, — ох, дорогой. — И зарыдала снова. Ее горе походило на горе женщины, которая пять минут назад стала вдовой. — Дорогой, — выговорила она наконец, — я думала, ты уже мертв. У меня было предчувствие. — Она вновь начала плакать. — Я так боялась, что никто не поднимет трубку.
— В чем дело?
— Тим, не выходи никуда. Запри дверь.
Я не помнил случая, чтобы она рыдала так отчаянно.
— Что произошло? — взмолился я.
Вскоре мне удалось вытянуть из нее объяснение. Медленно, фразу за фразой. Каждые несколько слов сменялись очередным выплеском ее горя, ее страха, ее ярости. Иногда я не мог понять, что мешает ей говорить — гнев или ужас.
Она нашла несколько фотографий. Это я в конце концов разобрал. Укладывала в его ящики чистое белье и наткнулась на запертую шкатулку, которой раньше не видела. Ее возмутило то, что он прячет запертую шкатулку в их общей спальне. Если у него есть секреты, почему не хранить их в подвале? И она взломала замок.
Как мне передавалась ее паника! Даже по телефону я чувствовал, что она дрожит.
— Постой, Мадлен, — произнес я, — говори толком. Давай поспокойнее. Кто был на этих снимках?
— Пэтти Ларейн, — сказала она. — Там была Пэтти Ларейн. Голая. В похабном виде. — Слова душили ее. — Они хуже, чем те, что ты делал со мной. Не знаю, смогу ли я это вынести. Как только я увидела эти снимки, я подумала, что ты мертв.
— Я на них тоже есть?
— Нет.
— Тогда почему ты так решила?
Интонация ее плача переменилась. Теперь в нем было что-то от хныканья девочки, которую сбросила лошадь и которая должна — несмотря на свой шок, глубочайшее потрясение и бесконечный испуг — снова забраться к ней на спину. Так и Мадлен принуждала себя вспомнить, как выглядели те фотографии. Потом она сказала:
— Милый, на них всех были отрезаны головы.
— Тебе надо уходить из дому, — сказал я.
— По-моему, он собирается убить тебя.
— Мадлен, уходи. Тебе угрожает большая опасность, чем мне.
— Хорошо бы спалить ему дом, — сказала она. Потом захихикала. Это било по нервам сильнее, чем ее причитания. — Но нет, нельзя — тогда и соседи сгорят тоже.
— Ты права.
— Хотя подумай, какое у него будет лицо, если расплавятся все его пушки.
— Слушай меня внимательно. Есть у него в коллекции мачете?
— Несколько штук, — сказала она. — И сабли. Только он-то орудовал ножницами. — Она снова хихикнула.
— Ты не заметила, чтобы какая-нибудь сабля пропала?
— Нет, — сказала она, — я за его арсеналом не слежу.
— Ты можешь узнать пистолет двадцать второго калибра?
— Пистолет?
— Да.
— У него их навалом.
Я оставил эту тему.
— Мадлен, я хочу, чтобы ты приехала ко мне сюда.
— Не знаю, смогу ли двинуться с места. Я изорвала несколько платьев, которые он мне купил. И теперь как будто в параличе.
— Ну-ну, — сказал я. — Ты сможешь. Собирайся и выезжай.
— Нет, — сказала она. — Сейчас я пальцем не могу шевельнуть.
— Мадлен, если ты не приедешь, я сам отправлюсь за тобой.
— Не надо, — сказала она. — По его графику он как раз нас застанет.
— Тогда собирай сумки и садись в машину.
— Я не хочу садиться за руль, — сказала она. — Я всю ночь не спала. Глаз не сомкнула с тех пор, как ты у меня был.
— Почему?
— Потому что люблю тебя, — сказала она.
— Хорошо, — сказал я.
— Что хорошо?
— Я тебя понимаю, — сказал я.
— Конечно, — сказала она. — Мы оба тебя любим. Чего тут не понять. — По-видимому, она почти выкарабкалась из своих страданий, ибо я услышал нечто напоминающее веселый смешок. — Ты чертово отродье, — сказала она. Это ж надо — шутки шутить в такое время!
— Если не хочешь ехать сама, — сказал я, — вызови такси. До Провинстауна.
— Пятьдесят миль на такси? Нет, — сказала она, — жирновато будет для этих извозчиков. — Я вспомнил, что на ее бережливость всегда можно было опереться.
— Ты нужна мне, — сказал я. — По-моему, Пэтти Ларейн нет в живых.
— По-твоему?
— Я знаю это.
— Ты ее видел?
— Я знаю.
— Ладно, — после паузы произнесла она. — Я приеду. Если я тебе нужна, приеду.
— Нужна, — сказал я.
— А если он объявится?
— Встретим его здесь.
— Я не хочу видеть этого человека где бы то ни было, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91