она должна была все понять по его лицу.
Маркиза отрицательно покачала слегка напудренной головкой: нет, она ничего не знает, но она привыкла смотреть в лицо действительности. Несмотря на ее кажущееся спокойствие, он отчетливо чувствовал ее растущую тревогу и осторожность. О, она слишком хорошо знала его! Поэтому было бессмысленно скрывать от нее правду.
– Ренет, – беспомощно произнес он, – помогите мне! Я должен немедленно говорить с королем.
Взгляд ее умных глаз становился все осторожнее. Губы ее, однако, продолжали улыбаться – совсем не судорожно, нет: она с невиданной легкостью владела своим лицом, улыбкой своих ярко подкрашенных губ. Сомнений не оставалось: она видела, что произошла перемена, и искала причину.
– Уж не натворили ли вы в Эг-Морте каких-нибудь глупостей, мой друг? – спросила она, пытаясь шутить.
Нет, это и в самом деле было бессмысленно – скрывать от нее правду!
– Напротив, – ответил он взволнованно, – я сделал единственно разумное из всего, что там можно было сделать: я отдал приказ о немедленном освобождении несчастных узников. Но у меня не было королевской грамоты, подтверждающей мои полномочия.
На несколько секунд воцарилось глубокое молчание. Герцогу показалось, что сильно напудренное лицо маркизы побледнело. Наконец она коротко рассмеялась:
– Вы что же, решили сами перебраться в тюрьму Эг-Морт?
Он тоже попытался улыбнуться, ведь то, на что она намекнула, было совершенным абсурдом!
– Мне необходимо оправдать коменданта, – ска зал он, не отвечая на ее слова. – Я дал ему слово дворянина, что незамедлительно пришлю ему королевскую грамоту.
Маркиза вновь, на этот раз неодобрительно, покачала головой.
– Стало быть, вы хотите получить от Его Величества разрешение на освобождение узников, которых вы уже освободили… – сказала она. – А хорошо ли вам известно, что это означает?
– Ренет!.. Мне хорошо известно, что вы можете добиться от короля всего, чего только пожелаете! – ответил он.
Маркиза вновь тихо и коротко рассмеялась:
– Разумеется, мой друг. Но вы забываете, что мне самой никак не удается получить абсолюцию. Не могу же я в такой момент ходатайствовать перед Его Величеством об освобождении еретиков!
Он вдруг ощутил острую, непобедимую неприязнь к ее религиозным устремлениям. Перед ним опять совершенно неожиданно возник образ Марии Дюран. Две веры, разные, как день и ночь, представились ему в своем непримиримом противоречии: там – тихая жертвенность кроткой, почти радостной примиренности с отсутствием какого бы то ни было церковного утешения, здесь – прихоть честолюбивой, тщеславной женщины, стремящейся добиться признания Церкви как некоего особенно изысканного украшения. Герцог несколько мгновений боролся с соблазном отказаться от посредничества своей подруги. Но он не мог себе этого позволить – дело его было слишком важным и безотлагательным!
– Ренет, – вновь заговорил он с волнением, – если вы не поможете мне, мой юный подданный – погиб!.. Ведь не станете же вы требовать от меня, чтобы я взял свое честное слово обратно!
Тем временем маркиза оправилась от своего испуга.
– Успокойтесь, герцог, – ответила она. – Аудиенции у короля я сейчас обещать не могу, но все же постараюсь вам помочь: ступайте от моего имени к отцу Ларошу и расскажите ему, ничего не утаивая, обо всем, что произошло в Эг-Морте. Если кто-то и может сейчас уладить ваше дело с самим королем, так это он. И поторопитесь, пока дело не получило огласки!
Герцог поднялся. Он теперь и в самом деле почувствовал какое-то странное облегчение оттого, что маркиза отказалась выступить в роли посредника между ним и королем, хотя по отношению к патеру он тоже испытывал внутреннее сопротивление. Ибо тот принадлежал к ордену иезуитов, который был не только ярым противником его друзей-философов, но и прославился как враг гугенотов. Однако выбора не было.
Он отправился к патеру. Тот принял гостя со светской любезностью, ничуть не удивившись его визиту. Герцог вручил ему записку, написанную маркизой в знак того, что это и ее просьба. Патер сломал печать и принялся читать вполголоса:
– «Движимая глубокой заботой о сохранении нашей священной веры и безмерно благодарная судьбе за возможность оказать хотя бы маленькую услугу Святой Церкви…»
Патер прервал чтение и звонко рассмеялся.
Узнаю маркизу! Ах, как это на нее похоже! – воскликнул он с искренним весельем. Казалось, он тем самым хотел сказать: опять она пытается меня провести! Потом, уже молча дочитав послание до конца, произнес: – Вы и в самом деле оказались в весьма затруднительном положении, дорогой герцог. Неужели госпожа маркиза так и не смогла вам ничего пообещать?
– Она обещала мне вашу помощь, и ничего более, – отвечал герцог несколько раздраженно.
По лицу патера скользнула полуироническая-полуснисходительная улыбка. Это было еще молодое лицо с мужественными, но необыкновенно суровыми чертами, так что лицо это, несмотря на всю показную непосредственность, казалось почти непроницаемым.
– Да, маркиза, маркиза… – произнес он со вздохом. – Уж если она что-то задумала, то ни за что не отступится от своего желания.
Так и не дождавшись объяснения этой мысли, герцог тем не менее пришел к убеждению, что его покровительница посредством той миссии, которую словно ненароком возложила на него, хотела добиться от патера все той же пресловутой абсолюции и что патер это прекрасно понял, хотя и не проронил об этом ни слова.
– Вы ведь и сами испытываете определенную приверженность к протестантской вере, не правда ли, герцог?
– Нет, нисколько, я – атеист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12