- Не знаю, - сказал он, - я почему-то всегда проигрываю.
Гондекутер и все порожденные им тревоги улетучились у него из головы.
Когда Уинифрид и Дарти ушли - последний, так и не затронув вопроса о финансах, - Джемс, почти совсем утешенный, отправился с Эмили в спальню и вскоре уже похрапывал.
Его разбудил оглушительный удар и долгое прерывистое громыхание, подобное раскатам грома. Звуки шли откуда-то справа.
- Джемс! Что это? - раздался испуганный голос Эмили.
- Что? - сказал Джемс. - Где? Куда ты дела мои туфли?
- Наверно, молния ударила. Ради бога, Джемс, будь осторожнее!
Ибо Джемс уже стоял в ночной рубашке возле кровати, озаренный слабым светом ночника, длинный, как аист.
Он шумно понюхал воздух.
- Ты не чувствуешь, паленым не пахнет?
- Нет, - сказала Эмили.
- Дай мне свечу.
- Накинь шаль, Джемс. Это не могут быть воры - они бы так не шумели.
- Не знаю, - пробормотал Джемс. - Я спал.
Он взял у Эмили свечу и, шлепая туфлями, направился к двери.
- Что там такое? - спросил он, выйдя на площадку. В смешанном свете свечей и ночника его глазам предстало несколько белых фигур - Рэчел, Сисили и горничная Фифин, все в ночных рубашках. Сомс, тоже в ночной рубашке, стоял на верхней ступеньке, а в самом низу маячил этот растяпа Уормсон.
Голос Сомса, ровный и бесстрастный, проговорил:
- Это Гондекутер.
И верно - огромная картина лежала плашмя у подножия лестницы. Джемс, держа свечу над головой, сошел по ступенькам и остановился, глядя на поверженного Гондекутера. Все молчали, только Фифин сокрушенно пролепетала:
- Ла ла!
На Сисили напал вдруг неудержимый смех, и она убежала.
Тогда Сомс сказал вниз, в темный колодец, слабо озаренный свечой Джемса:
- Не беспокойтесь, отец: ничего с ней не сделалось, она ведь была незастекленная.
Джемс не ответил. Со свечой в опущенной руке он прошел обратно по лестнице и молча удалился в спальню.
- Что там случилось, Джемс? - спросила Эмили. Она так и не вставала с постели.
- Картина обрушилась - что значит сам не последил. Этот растяпа Уормсон! Где у тебя одеколон?
Он вытерся одеколоном и лег. Некоторое время он молча лежал на спине, ожидая комментариев Эмили. Но она только спросила:
- Голова у тебя не разболелась, Джемс?
- Нет, - сказал Джемс. Она вскоре заснула, но он еще долго лежал без сна, глядя во все глаза на ночник, как будто ждал, что Гондекутер сыграет с ним еще какую-нибудь штуку - и это после того, как он купил его и дал ему приют у себя в доме!
Утром, сходя вниз к завтраку, он прошел мимо картины - ее уже подняли, и она косо стояла на ступеньках - один край выше, другой ниже, прислоненная к стене. Белый петух по-прежнему имел такой вид, словно готовился выкупаться. Перья плавали по воде, изогнутые, как ладьи. Джемс прошел в столовую.
Все уже сидели за завтраком, ели яичницу с ветчиной и были подозрительно молчаливы.
Джемс положил себе яичницы и сел.
- Что ты теперь думаешь с ней делать, Джемс? - спросила Эмили.
- Делать с ней? Конечно, повесить обратно.
- Да что вы, папа! - сказала Рэчел. - Я сегодня ночью так напугалась!
- Стена не выдержит, - сказал Сомс.
- Что? Стена крепкая.
- Картина, правда, чересчур велика, - сказала Эмили.
- И никому из нас она не нравится, - вставила Сисили. - Такое чудище, да еще желтая-прежелтая!
- Чудище! Скажешь тоже! - буркнул Джемс и замолчал. Потом, вдруг выпалил, брызгая слюной: - А что же я, по-вашему, должен с ней сделать?
- Отослать обратно; пусть опять продадут.
- Я ничего за нее не выручу.
- Но вы же говорили, папа, что это выгодная покупка, - сказала Сисили.
- Конечно, выгодная!
Снова наступило молчание. Джемс искоса поглядел на сына; что-то жалкое было в этом взгляде, как будто он взывал о помощи. Но все внимание Сомса было сосредоточено на яичнице.
- Вели убрать ее в кладовую, Джемс, - кротко посоветовала Эмили.
Джемс покраснел между бакенбардами, и рот у него приоткрылся. Он опять посмотрел на сына, но Сомс продолжал есть. Джемс взялся за чашку. Что-то происходило в нем, чего он не умел выразить. Как будто его спросили: "Когда выгода бывает невыгодной?" - и он не знал ответа, а они знали. Времена изменились, что-то новое носится в воздухе. Уже нельзя купить вещь только из тех соображений, что она стоит дороже, чем за нее просят!.. Но ведь это это конец всему! И внезапно он проворчал:
- Ладно, делайте, как хотите. Только, по-моему, это значит выбрасывать деньги!
Когда он уехал в контору, Гондекутер совместными усилиями Уормсона, Хента и Томаса был препровожден в кладовую. Там, в чехле, чтобы сохранить лак, он простоял двадцать один год, до смерти. Джемса в 1901 году, после чего был извлечен на свет божий и снова пошел с молотка. Дали за него пять фунтов; его купил живописец, изготовлявший плакаты для птицеводческой фирмы.
КРИК ПАВЛИНА. 1883.
Перевод Д. Жукова
Бал кончился. Сомс решил пройтись. Получая в гардеробной пальто я шапокляк, он увидел себя в зеркале - белый жилет выглядит вполне прилично, но воротничок немного размяк, а края лепестков гардении, продетой в петлицу, пожелтели. Ну и жара была в зале! И прежде чем надеть шапокляк, Сомс вытянул из-за обшлага платок и отер лицо.
По широкой, устланной красным ковром лестнице, на которой уже погасли китайские фонарики, оФОРСАЙТ ЧЕТВЕРКОЙ, 1890.
Перевод О. Холмской
Историки, описывающие смену нравов и обычаев, совсем не касаются роли, которую сыграл в этом процессе велосипед. Однако нельзя отрицать, что это "дьявольское изобретение", как всегда называл его Суизин Форсайт после того, как один такой "пенни с фартингом" Так называли в Англии одну из ранних конструкций велосипеда, в которой переднее колесо было большое, а заднее маленькое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39