Он выпил все и спросил:
- Что это?
- Мясной бульон.
Мистер Стоун посмотрел на пустую чашку.
- Я не должен был это пить. Корова и овца находятся на той же ступени, что и человек.
- Ну как ты себя чувствуешь, дорогой?
- Я способен диктовать ранее написанное, не больше, - ответил мистер Стоун. - Она пришла?
- Еще нет. Но я пойду и приведу ее, если хочешь. Мистер Стоун грустно поглядел на дочь.
- Это значило бы, что я отнимаю у тебя время, - сказал он.
Бианка ответила:
- Мое время ничего не стоит.
Мистер Стоун протянул руки к огню.
- Я не соглашусь быть кому бы то ни было в тягость, - сказал он, очевидно, про себя. - Если дошло до этого, я должен уйти!
Бианка, встав перед ним на колени, прижалась горячей щекой к его виску.
- Но до этого же не дошло, папа!
- Надеюсь, что нет. Я хочу прежде окончить свою книгу.
Осмысленность этих двух последних замечаний ужаснула Бианку больше, чем все его лихорадочное бормотание.
- Ты посиди смирно, - сказала она, - пока я пойду и разыщу ее.
Она вышла из комнаты с таким ощущением, как будто чьи-то руки сжали ей сердце и рвут его на части.
Полчаса спустя вошел тихонько Хилери и встал у двери. Мистер Стоун, сидя на самом краю кресла, положив руки на подлокотники, медленно поднимался на ноги и снова медленно заваливался назад: он проделал это уже много раз, силясь встать. Увидев Хилери, он сказал:
- Два раза мне удалось.
- Я очень рад, сэр. Быть может, теперь вы отдохнете?
- Это все мои колени, - сказал мистер Стоун. - Она пошла разыскивать ее.
Сбитый с толку этим известием, Хилери сел и стал ждать.
- Я вообразил, что, уходя из жизни, мы становимся ветром, - проговорил мистер Стоун печально и посмотрел на Хилери. - Вы тоже так полагаете?
- Для меня это новая мысль.
- Она несостоятельна, но она успокаивает. Ветер нигде и повсюду, и ничто от него не скрыто. Когда я почувствовал, что мне недостает этой юной девушки, я пытался, в определенном смысле, стать ветром, но я понял, что это трудно. - Он отвел взгляд от лица Хилери, не заметив его невеселой улыбки, и снова уставился на яркий огонь. - "В те дни, - сказал он, - отношение людей к вечным дуновениям воздуха было отношением миллиарда маленьких отдельных сквознячков, направленных против юго-западного ветра. Они не хотели смешиваться с этим мягким" вздохом, который испустила луна, но дули в ее лик через трещины и щели и замочные скважины, и их уносило в прозрачное странствие, и они свистели, протестуя". - Он снова попробовал встать, видимо, желая подойти к конторке и записать эту мысль, но не смог и горестно посмотрел на Хилери. Как видно, он хотел было попросить его о чем-то, но удержался. - Если я буду усердно упражняться, - бормотал он, - я это преодолею.
Хилери встал и принес ему бумагу и карандаш. Наклоняясь к старику, он увидел, что глаза его подернуты влагой. Зрелище это так разволновало Хилери, что он поспешил отвернуться, пошел и принес книгу, чтобы подложить ее под бумагу.
Кончив писать, мистер Стоун закрыл глаза и откинулся в кресле. Тяжелое молчание нависло над этими двумя людьми разных поколений и столь несходных характеров. Хилери нарушил это молчание.
- Сегодня я слышал кукушку, - сказал он почти шепотом, на случай, что старик, быть может, уснул.
- У кукушки нет ни в малейшей степени чувства братства.
- Я прощаю ее - за ее кукование, - пробормотал Хилери.
- Ее кукование маняще, - сказал мистер Стоун, - оно возбуждает половой инстинкт. - И добавил про себя: - А она еще не пришла!
В тот момент, как он произносил эти слова, Хилери услышал легкий стук в дверь. Он встал и открыл ее. На пороге стояла маленькая натурщица.
ГЛАВА XXIX
ВОЗВРАЩЕНИЕ МАЛЕНЬКОЙ НАТУРЩИЦЫ
В этот самый день на Хай-стрит, в Кенсингтоне, "вестминистр" в шляпе, закапанной дождем, подняв воротник в защиту от жестокого ветра, тянул свою глиняную трубку и сквозь очки в железной оправе глядел на прохожих. У него купили еще удручающе мало его зеленоватого цвета газет, и "тип из низов", продававший вечерние выпуски другой газеты, просто выводил его из себя. Мистер Крид со своим односторонним умом, всегда разрываемый между лояльностью к работодателям и политической платформой, которой не разделяла его газета, дважды, пока стоял на своем посту, дал выход раздражению. В первый раз он сказал продавцу "Пэл-Мэл":
- Я ведь условился с тобой, чтобы ты не заходил дальше этого фонаря! И не смей больше никогда со мной разговаривать! Вздумал выживать меня с моего места!
Во второй раз он крикнул мальчуганам, продававшим дешевые газетки:
- Эй, вы, там, смотрите, я заставлю вас пожалеть об этом! Вырываете у меня покупателей из-под носа! Подождите, и вы состаритесь...
На что мальчишки ему ответили:
- Ладно, папаша, не бесись. Ты и без того скоро ноги протянешь, чего уж там.
Теперь наступил час, когда мистер Крид обычно пил чай, но продавец "Пэл-Мэл" отлучился с той же целью, и мистер Крид все не уходил в слабой надежде перехватить хотя бы одного или двух покупателей этого "типа". Так он стоял в полнейшем одиночестве, когда вдруг услышал сбоку от себя робкий голос:
- Мистер Крид...
Старый лакей обернулся и увидел маленькую натурщицу.
- Ах, это вы, - сказал он сухо.
Он знал, что девушка зарабатывает себе на жизнь, прислуживая в этом беспорядочном учреждении - Храме Искусства, - и, верный своей страсти к рангам, сразу поставил ее на общественной лестнице где-то пониже горничной. Последние события давали ему достаточно оснований, чтобы составить о ней нелестное мнение. Ее обновы, которых он не удостоился видеть прежде, навели его мысли на праздник и в то же время усугубили сомнения относительно ее нравственности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98