Ее волосы, лицо с резкими чертами и ярким румянцем - все было словно тронуто тенью. Она повернула голову, точно слушала кого-то, кто стоял рядом; шея ее сияла белизной. Неподвижная, почти неразличимая, эта женщина казалась призраком - она как будто смотрела на собственную свою жизнь, наблюдая ее и не принимая в ней никакого участия. Хилери колебался, войти ему в комнату или скрыться от этой странной гостьи.
- А, это ты, - сказала она.
Хилери подошел к ней. Эта женщина, его жена, как ни пренебрежительно относилась она к собственной красоте, была все же необычайно хороша собой. После девятнадцати лет, в которые можно было изучить каждую черточку ее лица и тела, каждую мельчайшую особенность ее натуры, Бианка все еще была для него неуловима, и эта неуловимость, так пленившая его когдато, стала вызывать в нем раздражение и постепенно погасила пламя, которое вначале зажгла. Он столько раз пытался постичь и так и не постиг ее душу. Почему эта женщина создана такой? Почему постоянно насмехается над собой, над ним, над всем на свете? Почему так сурово относится к собственной жизни, почему она такой злой враг своему счастью? Леонардо да Винчи мог бы писать ее: она была менее чувственной и жестокой, чем женщины его портретов, и более мятежной и дисгармоничной, но, как и они, физически и духовно очаровательная, она, отказываясь подчиниться зову духа и чувств, разрушала собственное свое очарование.
- Я не знаю, зачем я пришла, - проговорила она.
- Извини, что я не обедал дома, - только и нашел что сказать Хилери.
- У меня в комнате холодно. Ветер, кажется, переменился?
- Да, на северо-восточный. Оставайся здесь.
Ее рука сжала его руку, и это беспокойное, горячее прикосновение взволновало его.
- Спасибо, что ты меня приглашаешь, но я думаю, не следует начинать того, что мы не сможем продолжить,
- Останься здесь, - повторил Хилери и стал перед ней на колени.
И вдруг он начал целовать ее лицо и шею. Он почувствовал ответные поцелуи, и на мгновение они сжали друг друга в бурном объятии. Потом, как будто по взаимному согласию, разжали руки, и взгляд их стал бегающим, как у детей, которые подстрекали друг друга к воровству. На губах у них появилась тончайшая, еле заметная усмешка, как будто губы их говорили: "Да, но ведь мы с тобой не только животные..."
Хилери встал и присел на кровать, Бианка осталась в кресле - она глядела прямо перед собой, откинув голову назад, совершенно недвижимая; ее белая шея светилась, на губах и в глазах мелькала усмешка. Больше они не обменялись ни словом, ни взглядом.
Бесшумно встав и пройдя за его спиной, она вышла из комнаты.
У Хилери был во рту такой привкус, будто он жевал золу. И не выходили из ума слова - слова без склада и смысла, какие застревают порой в сознании человека: "Дом, где царит гармония..."
Немного погодя он пошел к двери в комнату Бианки и там остановился и прислушался. Он не услышал ничего. Если б она плакала, если б она смеялась все было бы лучше, чем это молчание. Зажав руками уши, он сбежал вниз по лестнице.
ГЛАВА XIII
ЗОВ В НОЧИ
Миновав свой кабинет, Хилери подошел к двери в комнату мистера Стоуна; мысль о том, что этот старик так упорен, так умеет уходить в свое, отрешаясь от внешнего мира, подействовала на него бодряще.
Мистер Стоун, по-прежнему одетый в коричневый шерстяной халат, сидел, устремив глаза на что-то в углу, откуда струился легкий душистый пар.
- Закройте дверь, - сказал мистер Стоун, - я варю какао. Хотите чашку какао?
- Я вам не помешал? - спросил Хилери.
Прежде чем ответить, мистер Стоун некоторое время пристально смотрел на него.
- Я заметил, что если я работаю после того, как выпью какао, это отражается на моей печени, - сказал он.
- В таком случае, сэр, если позволите, я посижу у вас немного.
- Кипит, - сказал мистер Стоун. Он снял кастрюльку с огня и, наполнив воздухом свои слабые щеки, подул на нее. Струйки пара смешались с нитями его белой бородки. Он вынул из посудного шкафа две чашки, наполнил одну из них и взглянул на Хилери.
- Мне хотелось бы прочитать вам последние, только что законченные страницы, - сказал мистер Стоун. - Быть может, вы подадите мне какой-нибудь полезный совет.
Он поставил кастрюльку обратно на плиту и взял чашку с какао.
- Я выпью и потом почитаю вам.
Он подошел к конторке и там стоял, продолжая дуть на какао.
Хилери поднял воротник пиджака, защищаясь от гулявшего в комнате ночного ветра, и взглянул на пустую чашку: он почувствовал, что проголодался. Послышался странный звук - это мистер Стоун дул себе на язык. Торопясь поскорее начать чтение, он сделал слишком большой глоток.
- Я обжег себе рот, - сказал он.
Хилери поспешно подошел к старику.
- Сильно? Надо выпить холодного молока, сэр.
Мистер Стоун поднял чашку.
- Молока нет, - сказал он и снова отхлебнул из нее.
"Чего бы я только не дал, - подумал Хилери, - чтобы уметь вот так всегда видеть перед собой одну-единственную цель".
Резко стукнула поставленная на стол чашка, зашуршала бумага, и монотонный голос начал:
- "Пролетарии, преисполненные цинизма, естественного среди тех, кто действительно знаком с нуждой, и даже среди их вождей, у которых он вуалируется лишь тогда, когда им удается занять видное положение в глазах общества, - желали для себя богатства и досуга своих более обеспеченных ближних, но в беспросветном мраке долгой борьбы за существование им хватало энергии лишь на то, чтобы определить каждодневные насущные свои потребности. Они представляли собой бушующее, вздымающееся море, - медленно, никем не направляемые, людские волны вздымались в длительных приливах, стремясь хоть немного раздвинуть берега и заново создать формы социального устройства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98