Искать было бессмысленно. Степка погоревал и, перейдя шоссе, вынужден был с оборванным поводком предстать перед начальником штаба. Думал, это для него плохо кончится. Хорошо, что вокруг было полно карателей, и партизаны таились, как мыши, боясь хрустнуть веткой.
— Толкач!
Степка от неожиданности вздрогнул и оглянулся: отстраняя рукой ветки, в кустарнике пробирался Маслаков — подрывник, кадровый красноармеец, с которым они однажды зимой ходили на «железку». Последнее время Маслаков залечивал в санчасти раненую руку и время от времени наведывался к ним в хозяйственный взвод.
С некоторым удивлением глядя на подрывника, Степка молчал, не понимая, зачем понадобился ему. Рука у Маслакова была уже без перевязи, однако двигал он ею осторожно, на ладони все еще белел замызганный бинт повязки. Подрывник выбрался из зарослей — тонкие ветки ольшаника упруго прошуршали по его зеленой расстегнутой телогрейке.
— Как жизнь, Толкач?
Степка все молчал, не зная, как отнестись к этому вопросу: кому не известно, какая жизнь в хозвзводе на кухне. Похоже было, что Маслаков шутит, хотя в его тоне и во всем виде не чувствовалось никакой шутки. Как всегда, располагающая улыбка сквозила на его смуглом округло-простодушном лице.
— Да вот, дрова запасаю.
Ногой в исправном еще, намазанном салом кирзовом сапоге Маслаков тронул кривой ольховый комель — верхушка жерди, словно живая, коротко шевельнулась в траве.
— Один таскаешь?
— Ну.
— Каторжник! — сочувственно заключил Маслаков и в упор повернулся к парню. — Слушай, у меня к тебе дело.
Степка нетерпеливо снизу вверх взглянул на Маслакова. Когда тот еще только окликнул его, он почувствовал, что это не так себе, что Маслаков несет новость и что новость эта хорошая. И он во все глаза смотрел теперь на подрывника, который на минуту будто замялся в нерешительности.
— Сходим на одно дело? С музыкой.
Неизвестно почему, но Степка уже чувствовал, что будет именно такое предложение. Это было куда как соблазнительно — сходить с Маслаковым на боевое задание. А то последнее время он если и вырывался куда, так за картошкой на какой-нибудь хутор или за сеном в луга; однажды возил трофейный брезент в соседний отряд. На задания его не посылали.
Но тут же Степка вспомнил свое положение в хозвзводе и нахмурился:
— Клепец разве пустит!
— А куда денется.
— Ты говорил с ним?
— Командир поговорит. Вызовет, прикажет — и весь разговор, — без тени сомнения сказал Маслаков.
Степка уныло махнул рукой.
— Ну, командир не заступится.
Подрывник нетерпеливо переступил на месте, поддал на плече новенький, с лакированным прикладом ППШ.
— Ладно, это мое дело. Ты говори: согласен?
— Я-то согласен.
— Так потопали. А то времени мало.
Еще не веря, Степка нерешительно поднялся, подобрал винтовку, глубже за ремень засунул топор. Маслаков одною рукой подхватил две жерди и двинул в кустарник — напрямик к недалекой уже кухне. Степка поспешил следом. Вопреки своим опасениям он постепенно обретал уверенность, хотя в душе его еще не исчезло и сомнение. Степка слишком хорошо представлял себе, как встретит эту новость Клепец, которому вечно не хватает людей на кухне, и те у него всегда лодыри и разгильдяи. Однако Маслаков о том, видно, мало заботился и, оглянувшись, сказал:
— Помнишь, как мы под Фариновом грукнули?
— Ну.
— Вот я и думаю: что это Толкача на кухне коптят? Такого подрывника, с опытом.
Он взглянул на парня с такой подкупающей улыбкой, что Степка на минуту почувствовал себя счастливым. Правда, он скоро сообразил, что Маслаков, наверное, преувеличивает, какой гам у него опыт!
Опыт, конечно, был небольшой, последнее время на «железку» он не ходил. Но тогда под Фариновом они в самом деле рванули неплохо. Место подобрали удобное: насыпь, поворот и к тому же спуск, впереди подмерзшее болотце. Машинист, наверно, не предвидел опасности, и как грохнуло, почти весь состав слетел с насыпи. Тогда еще с ними ходили Балашевич и Струк. Первого уже нет, а второй раненым остался где-то в Козельской пуще.
С одной жердью было удобнее; вскоре они выбрались из чащи в редколесье, и Степка немного подбежал вперед, чтобы идти рядом.
— А кто еще пойдет?
— Еще? Данила Шпак из взвода Метелкина. Пожилой такой, местный. И Бритвин. Знаешь?
— Тот, что ротным был?
— Вот-вот. Пойдет вину искупать. Как искупит, тогда, говорили, опять командиром поставят.
Что ж, это было недурно: Маслаков, Бритвин — старые, опытные партизаны, Шпак Данила — здешний человек, насквозь знает все ходы-выходы. Степка постепенно уже осваивался со своею радостью, о задании он не спрашивал, знал: придет время — разъяснят что надо.
Они подтащили дрова к кухне, от которой приятно пахло дымком, и остановились неподалеку от пня, на котором секли дрова. Тут уже лежало несколько жердин, принесенных раньше, однако Степка сразу прикинул: чтоб сготовить обед — дров мало. Тем не менее эта забота, недавно еще занимавшая его, теперь показалась такой постылой, что не хотелось о ней и думать. Они побросали жерди, и Маслаков привычно подтолкнул на плече автомат.
— Собирайся! Через часик потопаем.
3
Однако через час не потопали: случилась заминка со взрывчаткой.
Пока Маслаков бегал по начальству, они втроем дожидались под елкой на краю прогалины, в том месте, где начиналась дорога. Бывший командир роты Бритвин, как только пришел сюда, сразу растянулся ничком на усыпанной хвоей земле и лежал так, с молчаливой сосредоточенностью положив на руки свежевыбритый подбородок. Из них троих он один в шинели и суконной пилотке имел хоть сколько-нибудь воинский вид;
1 2 3 4 5