Адольфо Биой Касарес
Высший дар
Если по прошествии нескольких лет я захочу представить себе Марго, то память, безнадежно избирательная, опустит досадные подробности, чтобы ярче высветить серебряный смех, бело-розовую кожу, таинственно мерцающие глаза, талию, которую без колебания назову обширной, голубиную душу, невянущую прелесть ее наивности, необъятный зад; но прежде чем наконец перейти к связанной с ней любовной истории, позвольте мне высказать несколько кратких моральных соображений. Сначала истина – потом чувства.
По-моему, воображение – это не столько способность, сколько добродетель. Разве первопричина любой жестокости – не в скудости воображения, препятствующей любому проявлению симпатии, мешающей хотя бы на мгновение поставить себя на место ближнего? Источник эгоизма тоже неподалеку. Кто, ясно сознавая свое ничтожество, добивался бы от окружающих угодничества и лести?
Человеческий мозг – сравнительно несложная машина, работающая за счет всего нескольких идей. Предшествующий абзац как раз относится к одной из них, занимающей меня сейчас. Вот другая: путешествия, обогащая нас воспоминаниями, удлиняют жизнь. Закончив с идеями, смею сказать, что я свободен в своем поведении. Те, кто следует букве собственных принципов, – забыл, кому из великих принадлежит эта мысль, – нам представляются чудаками, скажу больше: тронутыми. Относительно воображения и путешествий: первому я даю отдохнуть в часы сиесты, и если случай не дает судьбоносный толчок, однообразная ткань дней не рвется для меня, минута отбытия не настает. К счастью, сегодня случай вмешался, я ощутил толчок и еще до наступления вечера превращусь в путника, что следует по пыльным дорогам из Баия-Бланки. через безлюдную и бескрайнюю Патагонию к снегам, покрывающим южные горы; несомненно, однако, что я миную Трес-Арройос
Но конечно же, я непременно попаду сегодня в клуб «Атлетико». Я вновь начал посещать его после месячного отсутствия, когда приходилось работать в редакции с утра до ночи. Мы переезжали, и, как сказал главный редактор, если бы я не следил за порядком, то Бог знает, что случилось бы. Обычно же немалая часть моей жизни протекает в клубе. К чему скрывать: сам клуб уже не тот, что раньше. Чтобы покрыть головокружительно растущие траты, – всем знакомо, что это такое, – руководство начало прибегать к сомнительным приемам, открыв доступ в клуб новым членам. Эти дамы и господа – о, разумеется, безупречной репутации – неизменно прилагают к заявлению о приеме самые блестящие рекомендации и квитанцию об оплате членских взносов на немыслимую сумму. Все устроено под благовидным предлогом; но горькая истина заключается в том, что сейчас в клубе то и дело натыкаешься на незнакомые лица. Как старый член, я одним из первых поднял голос против этого наплыва и вместе с друзьями выкинул лозунг: «Черный шар – тем, кто не наш». Признаюсь, однако, – на этих страницах нет места умолчанию или полуправде, – что лично меня такое положение дел устраивает. С одной стороны, как говорится, все течет… с другой, я должен согласиться, что женская часть клуба – бедные девочки из старой гвардии – никогда особо не блистала и уже двадцать с чем-то лет прямо-таки требует притока свежей крови.
В пятницу я доигрывал на одной из отдаленных площадок бесконечную партию в пелоту с тем самым Мак-Дугалом, чье лицо будто нарисовано суриком. Проигрывая очередной раунд, мой соперник всякий раз дотрагивался до правого плеча и пускался в сетования.
– Что с вами? – поинтересовался я.
– Сломал ключицу.
– Когда? Как это случилось?
Он предпочел, нисколько не скрывая этого, уклониться от объяснения. Но вопрос привел моего партнера в явное смущение: цвет его лица изменился на глазах. К чему столько таинственности? Я понял, что толстый Мак-Дугал был из числа тех, кому проигрыш причинял не только моральные, но и физические страдания. Вы не замечали, как множатся у человека повреждения, травмы и всяческие недомогания – именно в том случае, когда игра оборачивается не в его пользу? Последняя наша партия завершилась с неясным результатом, и я поспешил истолковать его в пользу соперника. В тот поздний час меня интересовал не столько исход игры, сколько быстрое ее окончание. Оказаться под крышей, между четырех стен, – вот чего я хотел; солнце садилось, уже веяло прохладой, и при глотании я ощущал першение в горле, которое могло – без хорошего душа и чашки горячего чая – закончиться ангиной. Среди наблюдавших за игрой, – новичок, незнакомый с подлинной жизнью клуба, всегда следит с интересом за подобными партиями, – я разглядел Марго, из недавно пополнивших наши ряды: дама необычайно розовая, белокурая и таких преувеличенных размеров, что кажется высокой. Я думал о скором заходе солнца, но должен был отвлечься для ответа на замечание:
– Неудачная партия.
– Мой противник как раз считает ее удачной.
Я направился к скамейке, чтобы надеть свитер и другую оставленную там одежду. При этом я сумел как-то обойти Марго, преграждавшую мне путь.
– Вам безразлично, проиграете вы или нет?
– Думаю, что ему было небезразлично выиграть.
– И чтобы он выиграл, вы сдали ему партию?
– Ну да.
– Вот это великодушие. Настоящий спортивный характер.
Путаясь в рукавах, я взглянул на нее. Мне показалось сперва, что она говорила в шутку. Но я ошибался. В огромных голубых глазах заблестели слезы, пальцы привычным движением стирали с лица расплывшуюся тушь.
Вместе мы вернулись на площадку. Мак-Дугал – один из тех тупиц, что, заметив вас с женщиной, тут же отходят с подчеркнутой учтивостью, – пробормотал:
1 2 3 4