Весь экран заполнило одно искаженное болью лицо. В широко раскрытых, молящих глазах светился разум.
— Так это же оборотни!
На левой половине экрана появилась Мариво, печальная и торжественная, как Мадонна.
— Да, — кивнула девушка. — Это они, лапочки.
На палубу «Атлантиды» вышла женщина в высоких рыбацких сапогах. Подойдя к оборотню, она выстрелила ему в затылок из большого блестящего пистолета и тут же, не оборачиваясь, направилась к следующей жертве. После каждого выстрела одно из мокрых зеленоватых тел судорожно дергалось.
— Ну вот, с этим покончено. Теперь за борт.
Неожиданно на экране возникла сцена, снятая с точки зрения оборотня, падавшего в океан. Поверхность воды стремительно надвигалась, белый пенный взрыв, и вот уже оборотень мчится прочь от корабля. Слева и справа плыли его соплеменники — прекрасные, обезумевшие от радости, свободные.
На палубе команда копошилась у двух излучателей.
— Сейчас отловим новую порцию. Теперь сети лучше будет…
И снова в кадре комната с так и не убранными со стола остатками завтрака. Стук в дверь.
— Входите!
Через порог шагнула женщина, поразительно похожая на Мариво, только чуть постарше и пожестче.
— Гогетта! Заходи, раздевайся. Почему так рано? Есть будешь или уже позавтракала?
— Я бы выпила фруктового чаю. — Гогетта присела к столу. — Я пришла пораньше, чтобы отметить наступление Прилива в обществе своей младшей сестренки. Это что, запрещается?
— Ну что ты ерунду говоришь, я же всегда тебе рада. Ой, а там Мушкет вышла на палубу.
Широкие плечи, высокая, агрессивно выпяченная грудь, тяжелый, упрямый подбородок — да, странноватое имя вполне соответствовало воинственному виду особы, появившейся в левой части экрана.
— Мушкет… — чуть задумалась Гогетта. — Она что, командир — так, кажется?
— Да, и у нее интрижка со штурманом.
Командиршу на мгновение сменил стройный, изящный мужчина с живыми, насмешливыми глазами.
— Штурман — человек сдержанный, даже чуть-чуть нелюдимый. — Теперь Мариво обращалась к чиновнику. Гогетта, похоже, не замечала, что в ее беседе с сестрой участвует кто-то третий. — А об их романе знают теперь все. Это смущает штурмана, унижает. А Мушкет, наоборот, в полном восторге. Прямо упивается его унижением.
— Извини, пожалуйста, — прервал ее чиновник, — но откуда ты все это знаешь?
— Разве вы не заметили серьги?
Мариво откинула завесу из косичек; с мочки нежного, розового ушка свисал янтарный листик с серебряными прожилками, тонкий и изящный, как стрекозиное крылышко. Изображение листика надвинулось, заполнило весь экран. Теперь чиновник мог различить элементы схемы — телевизионный приемопередатчик, процессор, блок памяти, декодер нервных сигналов. Элегантное, простое в применении устройство, обладательница которого могла, не прибегая ни к какой иной технике, болтать с подружками, принимать любые телевизионные программы, сохранять для нового просмотра любые зрительные впечатления, вроде особо прекрасного заката, а также копировать, собственной своей рукой, рисунки старых мастеров, заниматься исследовательской работой, учиться и преподавать, да все, что угодно — хотя бы даже отсылать свои сны на машинный анализ. Ее мозг становился элементом невидимой интерактивной системы, круга настолько огромного, что центр его находился в каждой точке, а граница нигде.
— Внепланетчики, и те не имели ничего подобного, — с горечью заметила Мариво. — Одни только мы сумели слить все средства общения воедино. Ни с чем не сравнимые ощущения — словно пребываешь в нескольких мирах одновременно, словно живешь и своей собственной жизнью и второй, невидимой. А вы мастерили тем временем этот свой мнемонический дворец, неуклюжий и безобразный. Наша методика была несравненно выше. И все это рухнуло в одночасье. Не случись этой проклятой катастрофы, сейчас и в ваших ушах были бы такие серьги.
— Господи! — в ужасе воскликнул чиновник. — Так это ты что, о Травме рассказываешь? Да, действительно, там же был какой-то корабль — видимо, эта самая ваша «Атлантида». И каждый член экипажа непрерывно передавал все свои ощущения.
— Вы сами будете рассказывать или послушаете все-таки меня? Да, конечно, весь экипаж состоял из актеров, импровизаторов — как называются сейчас люди, живущие сверхинтенсивно, напоказ?
— Таких у нас больше нет. А что они делают с оборотнями?
— Навешивают им приемодатчики, что же еще. Именно с этой целью и затеяли весь этот проект.
— Господи, столько труда — и зачем?
— Вот и я тоже спрашиваю, — вмешалась Гогетта, обнаружившая наконец третьего собеседника. Сеть — вещь очень полезная, тут нет никаких сомнений. Сеть учит и воспитывает, приобщает к достижениям культуры и развлекает. Но слушать ощущения каких-то там полуразумных тварей, почти животных, — нет, просто ума не приложу.
— Но как же они прекрасны, эти животные! — хихикнула Мариво. — Впрочем, мы немного отвлеклись. Вы, — она снова обращалась к чиновнику, — воспринимаете драму «Атлантиды» очень ограниченно, в узенькой полосе среднего диапазона. Вы не чувствуете такие мелкие, но неизмеримо важные вещи, как боль в ладони, обожженной тросом, как запах океана и прохладное дуновение соленого бриза. Вам недоступны и мощные переживания актеров, « вы о них только догадываетесь по внешним проявлениям. Спектакль оставит вас почти равнодушным, так что я ограничусь показом двух его второстепенных персонажей — хирурга и тралмастера. Никто уже не помнит, как их звали, поэтому я дам трал-мастеру экзотическое имя Андерхилл, а хирурга назову Гого — в честь своей драгоценной сестрицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86