Покойника родственникам выдать – ищи свищи… Который год мучаемся. Одно время хотели уволить – не смогли. Не идет никто на эту ставку. Ставка-то мизерная… Вы на машине?
– Да.
– Вы скажите шоферу, пусть к больнице прямо едет. И со двора пусть загонит. А мы с вами за Ядвигой сходим.
По дороге Карцев расспрашивал следователя о его приозерском житье-бытье и узнал, что следователю двадцать семь, и женился он уже здесь, в Приозерске, дочке одиннадцать месяцев, и прокурор все обещает квартиру, да, видно, обещанного действительно три года ждут…
Шли они мимо какого-то длинного забора, потом шагали между ржавыми сухими рельсами, не по черным, а по очень серым растрескавшимся шпалам. И наконец пришли к двухэтажному деревянному дому, около которого мальчишка лет четырнадцати чинил велосипед и сидели три старухи. Старухи посмеивались над мальчишкой и называли его «Мастер Пепка». Мальчишка огрызался и не стеснял себя в выборе выражений. Это еще больше веселило старух, и они, наверное, огорчились, когда к дому подошли Карцев и следователь.
На вопрос следователя, дома ли Ядвига Болеславовна, мальчишка растянул рот в откровенной ухмылке, а одна из старух скорбно поджала губы и ответила:
– Это вам лучше знать. Мы за ей не бегаем.
Следователь вздохнул, поглядел с ненавистью на старух и молча двинулся мимо них к открытым дверям дома. Карцев пошел за ним.
– И ходют к ей и ходют, – послышался демонстративный голос старухи. – И чего, спрашивается, ходют?..
И слышно было, как мальчишка цинично захохотал.
В темном коридоре на втором этаже следователь нащупал какую-то дверь и сказал:
– Здесь, что ли?..
Он постучал, и дверь легко отворилась. Она открылась просто от стука. На высокой постели под ослепительно сверкающим зеленым шелковым одеялом спал краснолицый парень. На спинке кровати висела гимнастерка с погонами старшего лейтенанта. На тоненькой веревочке, протянутой от окна к задвижке печного дымохода, пара стираных мужских носков и портянок с рыжими подпалинами.
– Ошиблись, наверное, – шепотом сказал Карцев.
– Да здесь! Что я не знаю, что ли?.. – зло ответил следователь и огляделся. – Придет сейчас… Далеко бы ушла, дверь открытой бы не оставила. У них туалет во дворе…
По коридору простучали каблуки, и в дверях появилась грубо накрашенная женщина лет сорока пяти. Пьяненько улыбнувшись, она всплеснула руками и ласково сказала:
– Сергей Иваныч! Здравствуйте!.. И вы тоже… Очень приятно.
Нисколько не смущаясь, она поправила на краснолицем парне одеяло, на ходу собрала одну портянку в кулак и сжала – проверила, сухая ли… Все это она сделала одним движением, мягким и удивительно изящным. Движением, которое свойственно очень одиноким и знающим себе цену женщинам. Она даже за стол села, так легко и естественно загородив собой спящего, что Карцев понял, почему к ней все «ходют и ходют» молодые лейтенанты.
– Пойдемте, Ядвига Болеславовна, – сказал следователь. – Вот товарищ из Ленинграда приехал…
– За обоими? Мужчину тоже брать будут?
– Посмотрим, – сказал следователь и встал из-за стола.
– Ну, тогда вы меня извините, – сказала Ядвига. – Я переоденусь…
Следователь и Карцев вышли в коридор.
– Вы вообще-то ей не говорите, что вы родственник… – зашептал в темноте следователь. – Пусть думает, что вы из управления… А то обдерет как липку.
А может, он напрасно ушел в цирк? Бросил тогда все к чертовой матери и ушел. «В профессионалы ушел…» – говорили о нем спортсмены с презрением и завистью. Конечно, говорили, там платят!
А здесь им не платили? По сотне лишних часов приписывали, только бы выступал мастер спорта, только бы в другое общество не переметнулся!..
Ведь не будешь каждому встречному объяснять, что не получилась жизнь у тебя в собственном доме от собственных бед и неумений. А цирк… Цирк, он круглый год мотает тебя по разным городам и, слава богу, не оставляет времени на самокопание… Просто нету времени. Норма – тридцать в месяц. Тридцать выступлений вечером. Тридцать репетиций утром. Четыре выходных, но зато по воскресеньям работаешь три раза. Месяц – один город, месяц – другой, месяц – третий… И различаются города только по гостиницам и квартирным хозяйкам. Ну еще по «ходячкам», может быть… Девчонки такие при каждом цирке. Годами в цирк ходят. Все про цирк знают. В Москве, в главке, молодые акробаты, полетчики, жонглеры так и говорят: «Ты откуда?» – «Из Красноярска». – «Ну как там Валька?» – «Ничего… В этот раз с Димкой Райтонсом гуляла. А ты куда?» – «Во Львов». – «Ох, там, говорят, ходячка новая одна, Луизой зовут…»
А через год встречаешь пополневшую, умиротворенную Вальку или Луизу не в Красноярске и не во Львове, в на манеже Владивостокского цирка, и стоит такая Валька-Луиза в расшитом блестками платье, подрагивает голыми плечами и, трусливо улыбаясь публике, подает своему мужу Димке Райтонсу кольца, булавы и мячи разноцветные… Ассистирует. Замуж вышла. А манеж во всех цирках одинаковый – тринадцать метров…
По больничному двору вокруг грузовика Васи Человечкова гуляли больные в серых халатах с бледно-коричневыми шалевыми воротниками. Короткие кальсоны мужчин и длинные белые рубахи женщин выползали из-под халатов и светились в наступающем сумраке.
– И когда нам уже наконец настоящий морг сделают? – спросила Ядвига, отпирая низкую, окованную кровельным железом, широкую дверь. – А, Сергей Иванович?.. С рефрижератором, с прозекторской… Чтобы все как у людей было… Хоть бы ваша прокуратура надавила, что ли… А, Сергей Иванович?
Белые столбики кальсон и полоски рубах стали заинтересованно стягиваться к двери морга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14