– Чтоб я так жил, Леха, как я наконец понял, что такое родина и Советский Союз! – невесело провозгласил Гриша, продираясь сквозь узенькую кухоньку к небольшому столику с двумя табуретками. – Я тебе не наливаю, да?
– Ну почему же? – спокойно возразил Лешка и поставил на стол сыр, помидоры и булочки. – Полстаканчика и немного водички туда – ничего страшного. С такого коктейля не загуляю.
Выпили, закусили. Гриша налил себе еще. Лешка отставил свой стакан в сторону, накрыл его ладонью.
– Уважаю, – отметил Гриша. – Так вот, Лешенька, я тебе скажу, «с чего начинается Родина»! Таки не «с картинки в твоем букваре»! А с той секунды, когда ты звунишь…
– Звони΄шь, – поправил его Лешка.
– Нехай, «звон и΄шь»… А тогда, когда ты звон и΄шь соседке в дверь и говоришь: «Марь Ванна…» Или: «Софья Соломоновна! Магазин уже закрыт, а мне пара яиц нужна как воздух! Завтра верну три – с процентами…» Ну, так она, как полагается, над тобой пошутит, что мужик без яиц – вообще не мужик, но она таки даст тебе эти яйцы!.. И тебе сразу становится радостно, что вокруг тебя такие веселые и хорошие люди… Вот это я понимаю – Союз! Это – Родина, таки с большой буквы!..
– Очень тонкое наблюдение, – улыбнулся Лешка.
Гаврилиди моментально вздыбил шерсть на загривке, опрокинул стакан «Медхентраубе» в глотку и заорал с нарочитыми «одессизмами» в голосе:
– А шо такое?! Нет, вы посмотрите! Или я не прав?! Он еще лыбится!.. Шо я делал весь этот блядский день, прежде чем пришел сюда с бутылкой? Я, как последняя дворовая Жучка, весь город обегал в поисках денег под любые гарантии!..
– Ах, Гришенька, – вздохнул Лешка, – какие мы с тобой можем дать гарантии?
– О! – воскликнул Гриша Гаврилиди. – Это ж можно просто с дерева упасть – мне все отвечали твоими же словами! Я уже просил не десять тысяч, а хотя бы пять… Я придумал, что возьмем пять, поедем в Бонн, отдадим их этому посольскому крокодилу, а про вторую половину скажем: от когда у нас будут все документы на руках, тогда он и вторую пятеру получит. С понтом – мы таки боимся за свои бабки. А как только он нам все ксивы на твой отъезд замостырит – мы будем его видеть в гробу и в белых тапочках! Пусть попробует кому-нибудь на нас пожаловаться!.. Как я придумал? Детектив, бля!
– Гениально, – очень серьезно сказал Лешка. – Агата Кристи от зависти может утопиться в собственной ванне, а братья Вайнеры будут рыдать друг у друга на плече, завистливо приговаривая: «Ах, этот Гаврилиди! Как обошел нас, мерзавец… Как сюжет закрутил, сукин кот! Обалдеть можно!»
– Но пяти тысяч я тоже не достал, – упавшим голосом виновато признался Гриша.
– Я это понял, когда ты стал мне объяснять, «с чего начинается Родина», – спокойно сказал Лешка. – Рад за старуху Кристи и ребят Вайнеров. Ты не принесешь им творческих горестей. Нельзя бороться за счастье одного человека, одновременно доставляя массу неприятностей и неудобств всем остальным…
И подумал Лешка – хорошо бы Гриша ушел пораньше.
Потому что, если сегодня, девятого августа, он, Лешка Самошников, до полуночи не сделает ЭТОГО, потом у него просто может не хватить на ЭТО смелости…
– Послушай, «великий комбинатор», – сказал Лешка, – тут остались кое-какие денежки, которые Лори ссудила нам на дорогу. Сто семьдесят марок. Вот – сто, вот – пятьдесят и двадцатничек… Она в понедельник вернется из Испании, так ты поблагодари ее и отдай их ей.
– А у самого руки отвалятся? – спросил Гриша.
– Нет, конечно. Но я хочу завтра с утра пораньше электричкой смотаться на несколько дней в Золинген. Там у меня один дружок ленинградский объявился, – без малейшего напряжения тут же сочинил Лешка.
– Давай деньги и оставь телефон дружка. Мало ли что?..
– Видишь ли, Гриня, он меня сам разыскал. Сказал, что будет встречать на вокзале. А телефон и адрес его я забыл спросить. Я тебе сам позвоню, – легко и беззаботно соврал Лешка.
Гриша сгреб сто семьдесят марок, положил их в бумажник отдельно от своих, глянул на часы:
– Е-мое и сбоку бантик! Полвосьмого!.. Помчался. Я тут с одним жутко ушлым немцем карагандинского разлива договорился встретиться. Может, он чего присоветует?
– Вполне вероятно, – согласился Лешка. – Беги, беги, Гришаня.
«… Позвонить в Ленинград?..
Нет. Не нужно… Пусть все будет так, как есть.
Пусть ждут как можно дольше. Ожидание продлит им жизнь…
Но как ЭТО сделать?.. Как сделать «технически»?
Я же столько раз видел ЭТО в кино, в театрах… В двух спектаклях я и сам… В «Утиной охоте» и в выпускном – в «Ромео и Джульетте». Потом, правда, я выходил кланяться… Сегодня я вряд ли выйду на авансцену. Что же делать? Как ЭТО совершается?..
В Пскове после спектакля за кулисами повесился молодой рабочий сцены. Нашли его только к утренней репетиции. Говорили – от ревности… Как было страшно!.. Лицо черно-синее, в зубах наполовину прикушенный язык, серая пена из ноздрей, промокшие и обгаженные штаны, носки, ботинки. Лужа мочи внизу и… Запах! Какой-то жуткий, омерзительный запах…
Нет! Нет-нет… Господи… Боже, помоги мне уйти!.. Не хочу больше жить. У меня нет ружья, чтобы просто-напросто застрелиться…
Мне даже нечем себя отравить. Как же ЭТО сделать?..»
И тут Лешка вспомнил, что он не умеет плавать!
Вот… Выручит то, чего он так стыдился с мальчишечьих лет.
А еще он вспомнил, как прекрасно и бесстрашно плавал и нырял маленький Толик-Натанчик. С четырех лет!..
Скорее всего Лешка еще и поэтому его не любил…
«Наверное, нужно что-нибудь написать… Так все делают.
А что? Что я могу написать?.. И кто это потом прочитает? Полиция? Вызовут, наверное, кого-нибудь перевести последнее письмо утопленника…
Гришку Гаврилиди будут допрашивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89